Тело Папы

С Иннокентием III «полнота власти», plenitudo potestatis, стала техническим термином для определения папского верховенства[214]. Параллельно понтифик подкрепил его отсылкой к телесной метафоре папы как главы, caput, Церкви[215]: «Как в человеческом теле только голова обладает полнотой чувств, а остальные члены получают свою долю, так и в теле Церкви другие епископы призваны к попечению, и только Петр – к полноте власти»[216]. В дальнейшем понтифик высказывался еще точнее: «Только Петр призван пользоваться полнотой власти. От него я получил митру для священства и корону – для царствования; меня он поставил наместником Того, на чьем облачении написано: царь царей и государь государей, священник вовек по чину Мелхиседекову»[217]. Основной аргумент – христологическая царственность папы. Сославшись на Петра, папа затем говорит о нем от первого лица. Христос – царь царей и государь государей[218]. Иннокентий IV (1243–1254) тоже будет указывать на царственность Христа, чтобы обосновать преемственность власти, задуманную Богом для управления людьми: «До Ноя Бог правил сам, затем – с помощью служителей, начиная с Ноя, который не был священником, но исполнял его обязанности. Так было со всеми, кто один за другим правили у евреев. Продолжалось это до Христа, по праву рождения царя нашего и Господа. Христос же правит через своего наместника – папу»[219].

Где папа, там Рим

Согласно очень древней традиции, все епископы должны были побывать в Риме, чтобы поклониться могилам апостолов Петра и Павла, явиться «к апостольским порогам», ad limina apostolorum. Многовековое сочетание слов limina и apostolorum начало меняться в середине XII века[220]. Эта трансформация совпала по времени со сменой титула «наместник Петра» «наместником Христа».

Грациан говорит об обязанности посещения могил и подчеркивает его религиозное значение, «почитание»[221]. В «Сумме» Руфина (1157–1159) религиозное по сути своей посещение гробниц уже заменено явлением перед папой, во время которого епископы изъявляют почтение ему[222]. Идею Руфина тут же подхватили крупные канонисты. Согласно Стефану из Турне (после 1160), епископы обязаны ежегодно посещать Римскую церковь[223]. Примерно тогда же неизвестный автор «Парижской суммы» настаивает, что епископы из ближних земель каждый год должны бывать в курии для общения, остальные – пореже[224]. Таким образом, апостольские могилы здесь заменяются юридической абстракцией, то есть Римской курией[225]. Еще один решительный шаг сделал Угуччоне, комментируя «Декрет Грациана» около 1190 года. Limina для него включают «и Римскую курию, где бы она ни находилась»[226]. Где бы ни находилась — то есть там, где находится папа. Папа – и есть Римская курия.

Иннокентий III на этот счет, кажется, не высказывался. Однако, рассуждая о Петре, он вписывает функцию папского служения в универсалистских категориях, в том числе, пространственных: «Петр главенствует во всем, как в глубину, так и в ширину, ведь он наместник того, кому принадлежат земля, все ее достояние и все ее обитатели»[227]. Во время его понтификата идентификация персоны папы с Римом уже вышла за рамки узкого круга канонистов. Прибыв в 1207 году в Витербо, город в Лацио, принимавший в тот момент курию, аббат Гильом Андрский воскликнул: «Я приехал в Витербо и нашел здесь Рим»[228]. Несколько десятилетий спустя, Лион, где Иннокентий IV в 1245 году проводит собор, становится «местом собрания верующих со всех концов мира», «новым Римом». Так выразился биограф папы Николо из Кальви[229].

Развивая Угуччоне, Синибальдо Фьески (Иннокентий IV) еще более определенно сводит воедино понятие limina с местом пребывания папы: могилы апостолов – «там, где папа», ubi papa est[230]. Никто до него не заходил так далеко. Несколько лет спустя Остиец создаст максиму, которой суждено было большое будущее: «где папа, там Рим», ubi papa, ibi Roma[231]. Еще преподавая в Париже, в «Золотой сумме» (1253), он рассуждал аналогично, анализируя церемонию вручения паллиев, традиционно проходившую в алтаре базилики святого Петра. Кардинал-дьякон или субдьякон Римской церкви брал паллий «с тела святого Петра», то есть из т. н. «ниши паллиев», и возлагал его на могилу апостола. Так вот, эту церемонию, по мнению канониста, уже не обязательно проводить в Риме, но там, где находится в данный момент понтифик. Тому есть два объяснения. Во-первых, «не там папа, где Рим, а наоборот»[232]. Во-вторых, «не место освящает человека, но человек – место»[233]. Эту мысль выдвинул ранее Грациан, доказывая, что святым делает личная святость, а не должность[234]. В аргументации Остийца грациановская концепция трансформируется в идею, согласно которой не Рим как таковой, а персона – святая – папы должна стать пространственным ориентиром всего института папства. Ubi papa, ibi Roma.