Каждый раз, проводя такие сеансы, я поражаюсь тем, насколько точны внешние проекции правого полушария. Протагонисты всегда в точности знают, где должны быть расположены различные персонажи их структуры.
Также меня снова и снова удивляет то, как дублеры, олицетворяющие важных людей из прошлого протагониста, практически сразу же вживаются в роль: они словно становятся теми людьми, с которыми он имел дело в прошлом – причем не только для протагониста, но и для других участников. Я предложил Марии хорошенько посмотреть на своего отца, и пока она его разглядывала, мы видели, как ее ужас сменился глубоким сочувствием к нему. Со слезами на глазах она рассуждала о том, какой тяжелой была его жизнь – как, будучи ребенком во время Второй мировой войны, он видел, как людям отрубают головы; как его заставляли есть гнилую и червивую рыбу. Метод структуры создает одно из важнейших условий для глубоких терапевтических изменений: похожее на транс состояние, при котором бок о бок могут сосуществовать разные реальности – прошлое накладывается на настоящее; человек, осознавая, что он взрослый, чувствует при этом то, что чувствовал в детстве; он выражает свой гнев или ужас тому, кто причинил ему боль в прошлом, прекрасно осознавая, что это, в случае Марии, Скотт, который нисколько не похож на ее настоящего отца. При этом становится возможным одновременно испытывать целый калейдоскоп противоречивых эмоций: привязанность, злость, тяга к родителям.
Мария начала описывать свои отношения с родителями, когда она была маленькой девочкой, в то время как я продолжил зеркально отражать ее невербальные сигналы. Она сказала, что ее отец жестоко обращался с ее матерью. Он постоянно придирался к тому, что она готовила, к ее телу, к тому, как она вела хозяйство, и она всегда боялась за свою мать, когда он ее отчитывал. Мария описала свою мать как любящую и душевную; без нее ей было бы не выжить. Она всегда была рядом, чтобы утешить Марию после того, как отец на ней сорвется, однако ничего не делала, чтобы защитить детей от отцовского гнева. «Думаю, моя мама сама сильно боялась. У меня такое чувство, что она не защищала нас, потому что чувствовала себя в западне».
В этот момент я предложил Марии вызвать в комнату ее настоящую мать. Мария снова прошлась глазами по комнате и с улыбкой попросила Кристин, блондинку скандинавской внешности, которая была художником, сыграть роль ее настоящей матери. Кристин согласилась, используя традиционную формулировку: «Я беру на себя роль твоей настоящей матери, которая любила тебя и без которой ты бы не выжила, но которая не смогла тебя защитить от жестокого отца». Мария пригласила ее сесть справа от себя, гораздо ближе, чем своего настоящего отца.
Я попросил Марию посмотреть на Кристин, а затем спросил: «Так что же происходит, когда ты на нее смотришь?» Мария злобно ответила: «Ничего». «Свидетель видит, как ты напряглась, взглянув на свою мать и со злостью сказав, что ничего не почувствовала», – отметил я. После продолжительной тишины я снова спросил: «А что теперь?» Мария еще больше напряглась и повторила: «Ничего». Я спросил у нее: «Хотела бы ты что-то сказать своей матери?» Наконец Мария сказала: «Я знаю, что ты делала все, что могла, – а затем, спустя несколько мгновений, добавила: – Я хотела, чтобы ты меня защищала». Когда она начала всхлипывать, я спросил: «Что происходит внутри?» «Когда я прикасаюсь к груди, у меня такое чувство, что сердце сейчас выскочит, – ответила Мария. – Моя грусть переходит к моей матери, которая не могла нас защитить от отца. Она просто закрывалась, делая вид, что все в порядке, и, возможно, она так себе все и представляла, и это сейчас меня злит».
Мне хочется сказать ей: «Мам, когда я вижу твою реакцию на отцовские оскорбления… когда я вижу твое лицо, оно вызывает у меня отвращение, и я не понимаю, почему ты не скажешь ему „Отвали!“ Ты не умеешь дать отпор – ты просто тряпка, – есть в тебе что-то плохое, что-то мертвое. Я даже не знаю, что я хочу от тебя услышать. Я просто хочу, чтобы ты была другой – ты все делаешь не так, например, когда принимаешь все как есть, в то время как все просто ужасно».
Я отметил: «Свидетель видит, как ты злишься, желая, чтобы твоя мама дала отпор отцу». После этого Мария сказала, что хотела бы, чтобы ее мать убежала от отца вместе с детьми.