Тело угрозы

Но сейчас он был не в своей крепости, а посреди океана, на корабле, да к тому же и не своем даже. Не было здесь ни соратников, ни мальчика Дюши, и за делами на суше, на биржах и в банках, промыслах и аэродромах можно было, конечно, следить, но вмешиваться – очень ограниченно: в связи он был ограничен. Как и любой другой, впрочем, включая и самого Гридня; но до других Федору Петровичу никогда не было дела.

Хотя, конечно, дела можно было делать и здесь.

Причем – дела серьезные. Не для развлечения.

Кудлатый знал – какие. И в какой последовательности. Собственно, он начал думать об этом с первого дня, когда оказался на борту “Орла”. Но тогда пришлось все откладывать – до выздоровления. И вот – приходит час.

Верный старой привычке готовить планы впрок, он и тут, на воде и под водой, урывал все-таки время, чтобы не только продумать возможные ходы, но и – в той степени, в какой это было возможно и нужно, – ставить задачи перед теми, кто был здесь с ним: перед людьми охраны. Чем больше он просчитывал возможные ситуации, тем более убеждался в том, что q этими силами – плюс внезапность – он победит.

Людей у него было даже больше, чем у Гридня; пусть лишь на одного человека – но лишняя пешка помогает выиграть партию. Гридень, конечно, полагал, что на его стороне – корабельный экипаж, поскольку хозяин корабля именно Гридень, и никто другой, и поэтому команда с капитаном во главе просто-таки обязана его поддерживать и, если понадобится, защищать.

Так оно и было в самом начале. Но Кудлатый с первой минуты проявления своего на корабле сразу же избрал правильную линию поведения. Он был своим парнем, которому богатство не мешало чувствовать себя равным с остальными, запросто общаться с ними на их языке, рассуждать точно так же, как они, уважать их – и тем самым вызывать к себе почти, а может быть, и вполне дружеские чувства. Да плюс еще то, что он был болен, тяжко болен, этого он приказал не скрывать, наоборот; а больненьких в России – даже если кусочек ее болтается сейчас в Тихом океане – жалеют, тем более когда они – свои парни и не твои хозяева. Так что – это было уже известно от своих парней, бывших уже вась-вась с матросами и старшинами экипажа, – симпатии здесь, а может, и не только симпатии, будут, в случае чего, на его стороне, а не Гридня, который запанибрата ни с кем не был и как бы возвышался над прочими – это как-то само собой у него получалось. Сразу было видно, что – интеллигент. Это бывает вредно.

Значит – потерпи, Гридень, недолго тебе оставаться тут хозяином. И корабля, и положения в биржевой операции. Все изменится за мгновения. И твои глобалисты получат кукиш с маслом. Тебя с нетерпением ждет кое-кто в России. И будет очень благодарен всякому, кто тебя доставит туда – тепленького. Предположим, это буду я. Тогда мне простятся некоторые колебания в деле – принимать предложение или не принимать, давать деньги на выборы или зажать. Дам, не волнуйся, теперь – дам. Поскольку теперь все останется в моем распоряжении: соглашение-то мы подписали официально, и его признает любое учреждение.

Нет, приятель, я вовсе на тебя не обижаюсь ни за что, хотя – мог бы. Ничего личного. Только бизнес. Да разве у тебя у самого не вертится что-то такое в голове? Разве не это ты имел в виду, когда с ходу согласился принять меня на борт? Да это же самое. Просто я успею раньше. Ты сейчас отвлекся. Спасибо моей лекарше: с нее получился двойной навар. Жаль, что придется оставить ее без твоей мужской поддержки, без всяких твоих достоинств. Ну – такая селяви.