Телохранитель моего мужа

Так мы и протянули десять отпущенных нам дней: светло и радостно с Риной, напряжённо и кое-как с Лялей. И я сломал голову, как склеить эти две половины. У меня пока ничего не получалось. Даже в перспективах. Какой-то острый и огромный обломок торчал между нами. И я не находил рычага, чтобы его убрать. А голыми руками нечего было и думать сдвинуть неподъёмный камень с места.

58. Рина

Меня выписали в понедельник.

— Работать хочу, — призналась я Артёму. — Безделье может душить. Нет, я понимаю всю важность своей миссии, но во мне сейчас столько энергии, что хочется действовать.

— Может, подыщем другую работу? — осторожно спрашивает Артём, но я улыбаюсь и качаю головой:

— Нет. Ты не поверишь, но мне нравится там работать. И не надо спорить, я уже договорилась: буду заниматься исключительно платежами. Никаких тяжестей и чрезмерных физических нагрузок. Давай оставим пока так, как есть.

— Давай, — соглашается Артём, и я облегчённо выдыхаю.

Есть то, о чём мы не говорим. Возможно, он и не догадывается. А может, знает, но не спрашивает. Но заводить об этом разговор первой я не решаюсь.

Юджин. Он приезжал ко мне в клинику. Всегда в то время, когда никто меня не навещал. Следит? Да, наверное. Ни одного прокола. С букетом, фруктами, вежливыми расспросами.

Нет, он не походил на преданного пса. Скорее на хозяина, который лечит одну из своих собак. У него их много, поэтому чувств особых нет. Есть отстранённый интерес и забота. Раз уж так случилось. Я чувствовала именно так, но, возможно, я чего-то и не понимаю.

Его цветы я отдавала медсёстрам. Он приносил новые. Видел же, что его цветы исчезают, но с настойчивостью твердолобого осла продолжал гнуть свою линию. И тогда я решилась.

— Как тебя зовут? — спросила, глядя ему в глаза.

Вдруг подумалось: одну ночь мы провели вместе. Он был первым, с кем я изменила Алексею. И он тоже был не груб. Просто мужик — достаточно активный и сексуальный. Ему не удалось меня зацепить, а ведь мог, наверное. Или не мог, потому что не мой.

Югов улыбается криво.

— Нередко детдомовцам давали самое распространённое имя.

— Ваня? — говорю наугад. Он кивает и засовывает руки в карманы брюк.

— Но меня назвали не так. Тот парень, что дал мне фамилию, придумал и имя. Не самое лучшее сочетание имени и фамилии, но, наверное, не найдётся и десяток людей, кто знает, как меня зовут.

— Не заставляй меня гадать, — почему-то его объяснения вызвали улыбку. Мне показалось, что он… стесняется? Робеет?.. Как-то не вяжется это с его образом властного негодяя.

— Юрий. Юрий Югов. Но лучше Юджин — я привык.

— Оставь меня в покое, Юра, — отчаянно, до дерзости. Сердце учащает бег, но я не хочу отступать. — У тебя ведь много всего. Бизнес, деньги, женщины, интриги, риск. Игрушек на всю оставшуюся жизнь хватит. Я устала. Нервничаю. Всё время ищу подвох и жду, когда приключится самый настоящий трындец, который снова сломает мне жизнь.

Он смотрит на меня пристально. Немигающий взгляд хищника, который знает: вот жертва, её можно съесть, но желудок пока полон. Можно подождать или поиграть, пока не надоест.

— Вы, бабы, иногда странные и глупые. Можете продаваться задёшево, а можете пройти мимо горы сокровищ. Можете полжизни терпеть побои и считать, что так надо. И какой-то алкаш позаборный в растянутых трениках, в майке-алкоголичке — мужчина вашей мечты.

— Для кого-то и ты — свет в окошке. Нужно лишь внимательно посмотреть по сторонам.

Он кивает с усмешкой на губах. Покачивается с пятки на носок.

— Не бойся меня, Бабочка. Я давно понял, что не принц твоей мечты. Но пока что предпочитаю за тобой приглядывать. На всякий случай. А случаи бывают разные.

Он так это сказал, что у меня засосало под ложечкой, и желудок сжался в ком.

— К тому же, я обещал тебе помочь с ребёнком. Я привык держать слово. Но, наверное, ты права: незачем мозолить тебе глаза. Юджин умеет понимать слово «нет», сказанное женщиной. «Нет», которое без вариантов, без потаённого «да». Тот случай, когда опыт и мудрость проигрывают молодости. Стоянов хорош, правда?

Он моё сердце. Но я молчу, потому что если дам понять, как он мне дорог, то могу лишиться всего.

— Хорош, если молчишь. Не бойся.

Он подходит ко мне, и я сдерживаюсь, чтобы не сжаться, не втянуть голову в плечи, не закрыть глаза. Я знаю: Юджин не ударит, но тело именно так реагирует на потенциальную опасность.

— Это мой телефон, — бросает он серебристо-чёрную визитку на одеяло. — Это мой личный телефон, — подчёркивает, чтобы я поняла, насколько он мне доверяет. — Звони в любое время дня и ночи, если что-то понадобится. Без разницы что: деньги, связи, лучшие эскулапы, психологическая помощь, юристы, свадебные генералы.

— Спасибо, — зажимаю в пальцах прямоугольный кусок картона. Вряд ли я буду ему звонить. Но когда Юджин уходит, я прячу его визитку в сумочку. Не знаю, почему. На всякий случай. Ведь случаи бывают разные — он прав.

Меня не было десять дней, а кажется — десять лет. Мао вздыхал и плакал. А может, у него просто глаза слезятся — надо бы сводить его к ветеринару. Теперь я могу. Я много чего могу.