Я откидываю голову на диванные подушки, наблюдая, как он расстегивает воротник и ослабляет галстук.
— Это так шокирует? — бормочу я, опуская глаза на его предплечья, когда он закатывает рукава. Знают ли парни, как это горячо? Клянусь Богом, нет ничего сексуальнее парня в наполовину расстегнутом костюме.
Он слегка улыбается мне.
— Я думал, что никто не устраивает вечеринки лучше, чем богатая двадцатилетняя женщина.
Я пожимаю плечами. Мне совсем не хочется говорить ему, что у меня не было настоящих друзей с тех пор, как я вернулась в индустрию. Это досадный побочный эффект того, что я отъявленная сука; единственные люди, которые хотят дружить со мной, такие же суки. Большинство своих дней рождения я проводила либо за работой, либо за просмотром фильмов с едой навынос.
Я придвигаюсь ближе к Кенте, беру его за руку и кладу её на свои плечи.
— Вот так, пожалуйста.
Он улыбается, наклоняясь, чтобы прижаться губами к моей голове.
— Могу я задать тебе вопрос? — шепчет он мне в волосы.
— Конечно же нет, — надменно отвечаю я, играя с его пальцами. — Я не разрешаю своим работникам обращаться ко мне.
Глен передает мне бокал белого, а Кенте вручает пиво и садится рядом со мной. Мэтт плюхается рядом с ним. Я потягиваюсь между мужчинами, удовлетворенно улыбаясь. Зажатая между тремя большими мускулистыми телохранителями, я внезапно перестаю думать об импровизированной автомобильной погоне как о такой уж большой проблеме.
— Ладно, — разрешаю я. — Можешь задать свой вопрос. Раз уж я в таком хорошем настроении.
— Ты сказала, что Петти разрушил твою жизнь, — говорит Кента. — Вы оба снимались в одном шоу, верно? — Я киваю, делая глоток вина. — Что он на самом деле сделал?
Я открываю рот, чтобы дать ему свой обычный ответ — какой-нибудь насмешливый комментарий о том, как я изменяла Тому из-за его крошечного, грибкового члена, — но по какой-то причине слова застревают у меня в горле. Несколько секунд проходят в тишине, пока я пытаюсь придумать, что сказать.
— Ты не обязана мне говорить, — быстро говорит Кента.
— Нет, это просто… — Я замолкаю, теребя ножку своего бокала. — Я не говорю об этом. Никогда.
Я хранила все воспоминания о своих подростковых годах взаперти внутри себя уже более десяти лет. Я полагаю, что если не буду говорить о них, газеты не смогут их заполучить.
Но я знаю, что ребята не продадут мои секреты прессе. Сама идея смехотворна. Они просто хотят обезопасить меня. Они доверили мне свои секреты, и я доверюсь им в ответ.
Внезапно мне очень,
Я изучаю свое вино, поджав губы, затем делаю большой глоток.
— Когда ты начинаешь работать в индустрии, — начинаю я, — пиарщики создают твой личный бренд. Знаете, каким был мой образ, когда я подписала свой первый контракт в тринадцать лет?
Они все пожимают плечами.
— «Подросток-милашка», — тщательно выговариваю я слова.
Мэтт фыркает.
Я киваю.
— Я знаю, ладно? Сейчас это трудно представить, но когда мне было тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет, я была хорошей девочкой. «Невинной девочкой». Тогда я была очень застенчивой.
Парни обмениваются непонимающими взглядами.
— Ладно. Подумайте о принцессе Ди[60]
. Мой пиар-менеджер решил, что я всегда должна быть одета в белые или розовые платья. Минимум макияжа. Мне не разрешали ходить на вечеринки или постить в социальных сетях. Мне было полностью запрещено делать селфи, независимо от обстоятельств. Меня поощряли заниматься благотворительностью. Это, по крайней мере, осталось при мне. — Я смотрю на свой напиток. — В течение многих лет все знали меня именно такой. Хорошей девочкой. И я— Ты же этого не делала? — спрашивает Глен.
— Мы даже никогда не встречались. Он был моим другом. Моим единственным другом, на самом деле. Мы познакомились на съемках
К моему животу подкатывает тошнота, и я ставлю бокал с вином на столик. Я так давно об этом не вспоминала. Я почти забыла, как это больно.