Тем временем

Ведущий (со знанием дела). Великий Аполлон Григорьев закончил свои дни в долговой яме.

о. Владимир Вигилянский (терпеливо). Такое случалось. И люди добровольно отдавали деньги в Литфонд на помощь товарищам. Потом, при советской власти, Литфонд стал обслуживать писательских начальников. Нынешний Литфонд раскололся, как все раскололось в нашем обществе, на много частей, они друг с другом судятся. И все деньги уходят на то, чтобы оплатить адвокатов. И так во всем. На что ни посмотришь, то, что делают деньги, и то, что делает имущество, особенно земля, недвижимость, это мифологические силы зла, которые переворачивают не только человеческую душу, но и целые конгломераты людей. Христос говорил, что нельзя поклоняться Богу и Мамоне, служить двум господам. Если ты служишь Мамоне, то есть деньгам, то ты не служишь Богу, вот в чем дело. И миссионерская деятельность сейчас должна идти не среди алеутови среди интеллигенции, а среди богатых людей.

Зимин (постепенно теряя терпение). Скажите, пожалуйста, а как, по-Вашему, искушение во грехе у кого больше, у богатого или у нищего, замерзающего?

о. Владимир Вигилянский. Одинаково. Абсолютно одинаково.

Зимин. Мы сейчас обличили богатых. А нищий: пойдет, прирежет кого-нибудь…

о. Владимир Вигилянский. Мы говорим, что сребролюбие — смертный грех, он для бедного опасен стоит не меньше, чем для богатого.

Ведущий. Но есть гораздо более интересный вопрос: мы адаптируем к своим привычкам, к своим жизненным ориентациям ценности «цивилизации успеха»? или мы ее отторгнем.

Зимин. Давайте я что-нибудь на эту тему скажу. Я как раз недавно вычитал на сей счет интересные вещи. Мы, действительно, живем в эру абсолютно фундаментальных изменений, которых еще не было в истории человечества. Они связаны с резким изменением самого понятия социального времени. Посмотрите на цифры. Древний мир длился порядка трех тысяч лет, средневековье порядка тысячи лет… А что значит «длилось»? Это значит, что человек, рожденный в начале тысячелетия, если бы он уснул и проснулся через тысячу лет, то особой разницы не заметил бы, все более-менее то же самое. (Ведущий, поддакивая. Поменялись детали, декорации, а пьеса та же.) Да, примерно так. Новое время — триста лет. И наконец, мы подступаем к периоду, когда убыстрение социального времени происходит с такой скоростью, что оно приближается к кванту. А квант — это, по-видимому, человеческая жизнь.

Я это в какой-то мере знаю по себе. Когда я был молодым, какой быт нас окружал? Керогаз, керосинки. Потом появились телевизоры, я даже делал кое-что для этого, пока занимался наукой. То есть, понимал, как все устроено. Когда появился автомобиль, я его мог сам починить. Теперь я поднимаю капот «Мерседеса», и вообще не понимаю, что там происходит. Телевизор — какая-то одна микросхема. И так далее, и так далее. Эта кнопочная цивилизация — она не моя. Мир кардинальным образом меняется, и в этом времени выживают, по-видимому, цивилизации, которые наиболее приспособлены к изменчивости. Слишком большая приверженность традициям, к тому, как было пятьсот лет тому назад, может быть губительна.

Еще одно обстоятельство, тоже фундаментальное. До самого последнего времени, в течение даже не тысячелетия, а десятков тысяч лет, шел рост численности населения. Сейчас наступает фазовый переход. Рост человечества начинает тормозиться. По-видимому, в течение ближайших десяти лет время выйдет на константу, а потом начнется черт его знает что, кардинальные изменения, которые наверняка приведут к тому, что будут рушиться города, страны, могут исчезнуть какие-то цивилизации. Такого еще не было в истории человечества. Необычайно интересно. «А интересно, черт возьми, что будет после нас с людьми. Кому в ладоши будут бить, какие платья будут шить…». Поэтому мне кажется, что, отдавая должное традициям, мы, во-первых, должны научиться учиться у истории переменчивости. А, во-вторых, разобраться с тем, что там было хорошо, что плохо, чему поучиться, а в чем и покаяться. Тем более, что в нашей истории этого больше чем достаточно. Кардинальные перемены нам грозят.