Тем временем

Ведущий. Но там, где рынок потребления, спрос, предложение, возможна ли свобода внутренняя? Или тематические границы жесткие? Есть темы, которые будут отторгаться и блокироваться? Кто бы ни написал, как бы ни написал. (Долецкая. Глянцем?) Глянцем.

Троицкий. В глянце, естественно, цензура несравненно сильнее, мощнее и всепроникновеннее, чем в газете «Правда» брежневского времени. Там-то можно было эзоповым языком хоть что-то сказать. А в глянце действуют чисто экономические законы, и у рекламодателей зверский нюх и потрясающие инстинкт и интуиция, они всегда точно знают, что надо, что не надо. У меня-то вообще были экстремальные условия в «Плейбое», я хотел сделать мало-мальски интересный журнал, у меня там были известные литераторы, статьи, исследования и так далее. Конечно, это все с моим уходом исчезло оттуда полностью. И говорить об интеллектуальном глянце, как это любят делать некоторые ребята…

Ведущий (объективно). Я читал у Алены в журнале интервью с Пелевиным, по-моему, единственное в русскоязычной прессе. (Долецкая. Татьяна Толстая нам пишет регулярно.) Да, Юрский печатался в «Voguе».

Троицкий. Это все называется ложка чего-то в бочке чего-то еще. Могут быть колонки известных писателей, можно тиснуть рассказ Улицкой. Это не меняет, собственно, ни пафоса, ни основного содержания, ни направленности продукта. Глянцевый журнал — по существу, рекламный каталог, куда, ради оправдания зарплаты редакторов, ради поддержания интереса к изданию, добавляются редакционные материалы, которые отчасти работают на ту же рекламу… Плюс уж совсем чуть-чуть Улицкой, Виктора Ерофеева, еще нескольких таких окологламурных интеллектуалов. (Долецкая, по-женски, с состраданием: Как же они тебя обидели ужасно.) Меня никто не обидел. Это я всех… (Долецкая, еще жалостливей. Как они тебя обидели.)

Ведущий. Значит, у Вас есть свобода хоть какая-то, свобода маневра, редакционная?

Долецкая. Ну конечно, ну конечно. (Ведущий: В чем она заключается?) Она заключается только в одном. Правила игры надо понимать. Первое и главное правило очень простое: если «Vogue» молчит, значит, дело плохо. «Правда» публиковала обличительные передовицы, а мы не обличаем, мы не пишем о том, что некий известный дизайнер выступил с не очень удачной коллекцией. Вместо того, чтобы восклицать: как он мог повязать такие бантики или такие чудовищные зеленые цветочки прикрепить, мы просто умолкаем. И этот человек пропадает.

И знаете что? можно я скажу о том, что будет? (Ведущий. Можно, скажите.) Все будет очень хорошо.

Ведущий. Типично глянцевый ответ. Спасибо.

Занавес

Модный сговор Исторический трактат в приятных репликах Ольга Вайнштейн, Александр Васильев, Сергей Иванов, Андрей Дмитриев, Карина Добротворская

Участвуют: Ольга Вайнштейн, доктор филологии, историк моды, автор книги, посвященной русскому дендизму; Александр Васильев, историк моды, дизайнер; Сергей Иванов, историк как таковой, среди прочего, автор книги об истории вещей; писатель, сценарист Андрей Дмитриев, издатель журнала о модной архитектуре AD Карина Добротворская[7].

Ведущий. Долгое время считалось, что историей управляют в основном социально-экономические процессы. Даже была гениальная формула Михаила Покровского, главного советского историка: в «бобровой шапке Мономаха по Руси ходил торговый капитал». Потом выяснилось, что влияют не только социально-экономические процессы, но и климат, и география, и все, к чему прикасается человек, в чем он самореализуется, воздействуя на исторический процесс. И мода, разумеется, тоже. Но что такое мода, можно ли дать какое-то определение? И когда это явление в истории возникло?

Вайнштейн. Мода, в привычном смысле слова, связана с формированием общества модерна. Новое время, ХVII-ХVIII век.

Ведущий. А как же фразы насчет средневековых модниц, это все публицистика?

Вайнштейн. В каком-то смысле, очень ограниченном, мода была и в Древнем Египте. Но институт дизайнеров, сформированный рынок одежды, сезонная смена тенденций, это явление относительно недавнее. Собственно, первым кутюрье можно считать англичанина середины ХIХ века Чарльза Ворта. Но до него, наверное, можно упомянуть модистку Розу Бертен, которая обшивала Марию-Антуанетту. А дальше ХХ век, та мода, которую мы знаем, которая связана с брендами, с домами моды, с престижными клиентами и прочее.