С т а р у ш к а. Что-что ты купил?
И л ь я. Еще один телевизор.
Р а я. А зачем?
С т а р у ш к а. Зачем? Ведь у вас уже есть.
И л ь я. А этот специально для тебя. И переключать сможешь с любого места. Хочешь понежиться в кровати — пожалуйста. Любую программу. Скажем, мы смотрим бейсбол, а тебе это ни к чему.
С т а р у ш к а. Спасибо. Она очень внимательна, но…
П э г г и. Эли, ты уже сказал маме про телевизор?
И л ь я. Да. И она в восторге.
П э г г и. А я в восторге от твоей мамы. Она ходит по Нью-Йорку как будто всегда здесь жила.
И л ь я
П э г г и. Эли, спроси маму, как ей наш Нью-Йорк? Есть на что посмотреть, не так ли? Это не город — целая страна. Несколько стран. Негритянский район, китайский, пуэрториканский, белые, черные, желтые, коричневые, какие угодно!
И л ь я
С т а р у ш к а. Да. Как в Одессе во время переворота. Только все сразу. И в сто раз больше. В тысячу.
И л ь я
П э г г и. Чудесная старушка! Но я должна мчаться. Если не возражаешь, я возьму твою машину. В моей что-то булькает.
И л ь я. Но я…
П э г г и. Через тридцать минут я буду обратно.
С т а р у ш к а. Что она сказала?
И л ь я. Что на Сорок второй стрит круглую ночь показывают фильмы.
С т а р у ш к а. А есть любители смотреть кино ночью?
И л ь я. В Нью-Йорке есть любители на все. И есть все. Надо только уметь крутиться. У нас нельзя быть на последнем месте.
С т а р у ш к а. А ты на каком?
И л ь я. На своем. Это главное.
Р а я. А что у него за работа?
В а л я. Вот старуха как раз его об этом и пытает.
С т а р у ш к а. Я так и не пойму, что у тебя за профессия?
И л ь я. Я разве не говорил? Агент.
С т а р у ш к а. Ты писал — юрист. Я думала, адвокат. А агент — это что: сыщик?
И л ь я. Я литературный агент. Это все вместе. Но не забивай ты себе голову лишними вещами.
С т а р у ш к а. Значит, ты что-то вроде писателя?
И л ь я. Нет. Я нахожу ему сбыт. И получаю свои десять процентов.
С т а р у ш к а. За что?
И л ь я. Я же говорю. Без меня его надуют.
С т а р у ш к а. Кто?
И л ь я. Как — кто? Все.
С т а р у ш к а. Зачем?
И л ь я. О господи, мама!.. Я же объясняю… Нет, тебе этого не понять.
С т а р у ш к а. Я только хочу знать одно: что делаешь ты? Печатаешь книги?
И л ь я. Нет. Это издатели. А я между ними и писателем.
С т а р у ш к а. Ничего не понимаю. Они что — без тебя не могут договориться?
И л ь я
В а л я. Что-то он темнит, да? В продмаге по совместительству подторговывает, что ли?
Р а я. Я тебе потом объясню. Читай дальше.
С т а р у ш к а. А скажи, Илюша, твой сын, он тоже очень занятой человек?
И л ь я
С т а р у ш к а. Ты прав. В Москве, например, у меня не было ни минутки свободной.
И л ь я. Я не имел в виду тебя. Ты тут можешь себе позволить ничего не делать. Хоть с утра до вечера!
В а л я. Это у него такой юмор, да?
В а л я. От старухи письмо пришло. Я тебе на стол положила.
Р а я. Я видела.
В а л я. Прочла?
Р а я. Еще не успела.
В а л я. Это же надо! В магазинах, пишет, красота. Дверь открыла — звоночек. Хозяин выскакивает, как будто его кто шилом кольнул. Купишь — спасибо. Не купишь — спасибо. И выходишь — звоночек.
Р а я. Я прочту.
В а л я. Товару, пишет, обалдеть. Всюду навалом. А с деньгами жмутся. На другое берегут. Медицина, квартира — тоже мне расходы.
Р а я. У них — треть зарплаты.
В а л я. Насчет пьяных, помнишь, я просила узнать. Особенно, пишет, не видно. Но есть специальная улица. Я название не запомнила.
Р а я. Я знаю. Бауэри стрит.
В а л я. Во-во. Похоже. Так на ней круглые сутки все вдугаря пьяные. И в будни. Это же надо? Прямо по панели ползают. Мужчины, женщины — безразлично.
Р а я. Я знаю. Видела фильм.