Кривые старые дома, заборчики и дороги растворились в черноте упавшей ночи. В окнах горел свет, что едва затрагивал чёрную извилистую улочку, исчезающую вдалеке за углом, там, где дома, дорога и небо сливались в единую чёрную бесформенную массу. Воздух стоял. Штиль. Охотник медленно затягивала бесчувственными ноздрями сухой воздух. В ушах раздался тоненький высокий писк. И затем тишина. Тишина сдавила уши. Мария начала быстрее дышать, задрожала. Охотник осмотрелась, вгляделась в дома – незнакомы они ей. Сердце забилось, как быстронесущийся поезд бьёт по рельсам. Охотник развернулась, посмотрела, откуда, как ей казалось, она пришла. Дома и перекрёстки, что она там видела, были ей не знакомы. Она впервые их видела. Мария устремилась назад. Вернуться, вернуться, пока ещё совсем не поздно.
Дойдя до первого перекрёстка, Мария осмотрелась. Вздохнула. Вдалеке она заметила старое здание с облезшей штукатуркой. Эта была улица Братская.
Войдя в бар, едва ощутимое тепло обхватило лицо Марии. Мария взяла себе жаренную курицу и стакан вишнёвого сидра. Лишь начав искать себе место, охотник обнаружила, что весь первый этаж был занят. Поднявшись на второй, она и его обнаружила занятым, но заметила, что стол у стены, за которым она уже здесь сидела, был свободен. Мария плюхнулась на диван, заснеженное пальто она бросила на спинку. В несколько минут Мария обглодала до костей четыре пересоленные сухие ножки и иссушила стакан.
Вокруг был гогот и живые обсуждения. Запахи жаренных сосисок и чесночных гренок щекотали нос. В стаканах плескался сидр и пенилось темновато-жёлтое пиво. Ухо Марии ухватывало человеческие голоса, следило за их тембрами, за тем, как один голос сменялся другим, как голоса то замедлялись, то ускорялись, а затем смех, смех, смех. Мария положила голову на стол, укуталась в скрещенные руки. Она следила за голосами от грызущего её безделья, но не за словами. Ей безынтересно, о чём ведут разговоры эти люди. Среди их шуток, среди их речей не было ничего, что она считала бы близким, знакомым или волнующим её. Речи эти были ей безынтересны, но, когда вдруг кто начинал обсуждать рудник, она тут же переключала своё внимание на других. Поняв, что она всё же ухватывает отдельные слова и фразы независимо от её желания, Мария догадалась, что после долгой прогулки сидр не возымел на неё никакого эффекта. Тогда она спустилась за вторым стаканом.
И скованная в разукрашенных чёрных стенах, сидя одна на диване, Мария стакан за стаканом сидр брала, пока пойманные ею слова и фразы не слились в пространное и причудливое звукоподражание, то ли людьми издаваемое, то ли не ими – Марии было всё равно. Вопреки ожиданию, от лёгкого напитка не стало спокойно и легко, напротив, камнем голова легла на стол. Мария устало вздохнула и укуталась в собственные руки так, что теперь она видела лишь темень вне зависимости от того, открытыми ль держала она глаза или нет.
– Опять страдаешь напоказ, пока никто не смотрит? – проскользнула в голове ехидная мысль.
– Было бы по чему страдать, – Мария усмехнулась самой себе.
– И то верно, ведь ты пока не сделала ничего себе в ущерб, хотя и собираешься.
– Нет, не сейчас. Об этом не сейчас.
– Почему же не сейчас? Наоборот, самое время вспомнить, на кой чёрт ты делаешь всё, что ты делаешь. Самое время тебе вспомнить, что у тебя есть цель за пределами этого городишко. Только представь себе: два дома, в одном живёшь ты, другим ты владеешь и его сдаёшь. Никаких больше отношений, ни людей, ни страданий. Это будет жизнь вдалеке от забот и лишений.
– Но ведь это не повод размениваться другими людьми. Это только моя забота, я не имею права рисковать другими.
– А разве ж ты рискуешь? Ты взяла преступную работу, которую в одиночку никто кроме тебя бы не выполнил. Может ли другой охотник, который только воров разгонять умеет, убить чудовище? А ты можешь.
– Я знала о документах. Я могла прижучить секретаря. Я могла не дать Николаю подохнуть, как собаке, – Мария непроизвольно сглотнула, – если бы решилась раньше…
– Ты права-права, действовать надо было раньше, а ты попусту потратила время. Ты всегда только и делаешь, что впустую тратишь время. На ничто.
– Я не могла решить, как мне поступить.