- Ты не спишь? - спросила она в телефон. - Нет, не стоит беспокойства. Я сделала всё как надо. Всё получилось... Да, всё в порядке. Я отдохну немного. Очень надо... Нет! Ты не должна ко мне приезжать!.. Нет! Я тебе запрещаю! Ты всё испортишь... Не будь такой нетерпеливой! Потерпи немного. Я терпела больше. Да. Целую. Пока. Всё у меня... Что?.. Хорошо, если думаешь, что мне это поможет - передай через Михаила...
Услышав своё имя, водитель оглянулся.
- Да?
Арданова закачала головой, выключая связь.
- Извини, Миша. Это не тебе.
- Римма Михайловна, мне вас завести в Васильки и оставить?..
- Нет, - жёстко и тотчас ответила она. - Останешься со мной. Мне одной без мужских рук там не справиться. За зиму дом надо привести в порядок. Займёшься этим.
- Простите меня, пожалуйста, но мне бы хотелось... У моей дочки день рождения на следующей неделе.
- Поздравишь по телефону.
- Не могу я, Римма Михайловна, - попросил водитель. - У девочки первый юбилей - десять лет, и я обещал...
- Я позвоню в офис и попрошу купить ей подарок. Какой - потом обсудим, хорошо?
- Спасибо, но...
Она наклонилась немного в сторону, чтобы он увидел её в зеркале заднего вида.
- Михаил, я обговаривать это не буду, иначе начну подозревать тебя в глупости. Ты же знаешь моё отношение к глупым людям - как ни как, а работаешь у меня уже третий год.
Водитель бросил короткий взгляд в зеркало, но тут же отвёл глаза. Хотя хозяйка и говорила спокойно и вежливо, но её глаза не оставляли никаких сомнений. В их безжизненности он читал пустоту собственной гибели.
- Да, конечно, - поспешил согласиться Михаил, коря себя за то, что и самом деле оказался слишком глуп, чтобы просить хозяйку о чём-либо со своей позиции покорного исполнителя. - Простите...
Резкий приступ тошноты вытолкнул сознание, словно воздушный пузырь из пучины смоляного, липкого и пустого сна. Зажав рукой рот, почти не разбирая дороги, больше действуя инстинктивно, Максим побежал в туалетную комнату. Когда же наконец смог дышать, в изнеможении опустившись прямо на пол возле унитаза, полными слёз глазами он посмотрел на то, от чего только-что освободился его желудок. В унитазе плавала какая-то противно-зелёная масса, пузырясь и источая жуткое, тошнотворное зловоние.
Максима снова вырвало. И едва он успел перевести дыхание, как острый, мучительный кишечный спазм заставил его в секунду взгромоздиться на унитаз сверху. Тошнота тоже не отпускала. Пришлось срочно схватить и прижать к себе ведёрко для бумаг, чтобы не заляпать блевотиной пол туалета.
- Чёрт! Что же это такое? - корчась от боли в животе и в вывернутом почти наизнанку желудке, простонал Максим. - Вот чёрт!
От сна не осталось и следа, и вместе с этим пришло ясное осознание того, новый день начат с чудовищного пищевого отравления - как минимум... В качестве ещё одной красноречивой иллюстрации к выделенной проблеме, добавилась тяжкая головная боль. Она пульсировала, с каждый новым ударом будто бы испытывая на прочность черепную коробку изнутри, выстукивая место послабее, чтобы к фонтанам рвоты и говна выплеснуть наружу ещё и мозги. Лицо горело от жара, а сердце громыхало в груди с таким неистовством, словно перекачивало по артериями не нормальную, а кипящую кровь, только обостряя и без того невыносимую головную боль.
Когда появилась первая возможность выйти из заточения туалетной комнаты, Максим, шатаясь от невероятных слабости и головокружения, пошёл в ванную, где подставил голову под струю холодной воды. Вращение и качание мира вокруг немного успокоилось, тошнота немного отступила, но головная боль не проходила.
- Мамочка, - простонал он, едва держась на мелко дрожащих ногах. - Что со мной?
Осторожно вытирая полотенцем гудящую от боли голову, он тихонько прошёл в большую комнату, но едва успел взять лежащий на столе телефон и в изнеможении опуститься в кресло, как понял, что необходимо снова не мешкая бежать в туалет. Неистовая боль пронизала живот насквозь...
Он попытался вспомнить, что такого съел накануне, чтобы таким образом, оседлав унитаз, встретить новый день? Здесь и не специалисту было понятно, что налицо все признаки тяжёлого пищевого отравления. В этот раз кишечные и желудочные спазмы с такой частотой следовали один за другим, что не успевала набираться вода в бачке после очередного слива, а выражение "жизнь без трусов" приобретало несколько иной, гораздо практический смысл.
Приступы рвоты и кишечные спазмы стали практически пустыми, но изматывали мучениями и продолжительностью. Жар сменился ознобом, а всё тело покрыл холодный и липкий пот. В некоторые моменты Максиму казалось, что ещё один такой приступ, и он рухнет здесь же, прямо в туалете без сознания, задохнувшись после очередного рвотного приступа или жуткой боли, которая то вытягивала в струнку кишки, то скручивала их в тугой узел.