Темная Башня. Путеводитель

На шестой день/ночь под горами они встречаются с Медленными мутантами, вечно голодными существами, предки которых когда-то были нормальными людьми. Медленные мутанты едят все… включая и человеческую плоть. Роланд и Джейк, благодаря храбрости Джейка и револьверам Роланда, отражают их атаку и продвигаются дальше.

Еще через неделю пути (примерно, разумеется, в темноте ни Стрелок, ни Джейк не могут уследить за ходом времени) они добираются до эстакады через пропасть, прорытую рекой. Эстакада старая и прогнившая, но впереди они уже видят свет. Они ступают на эстакаду, оставив дрезину позади.

Большая часть эстакады уже позади, когда у дальнего конца внезапно появляется человек в черном. И практически одновременно проржавевшие металлические шпалы, на которых стоял Джейк, не выдерживают его веса. Он падает, успевает зацепиться одной рукой. И тут, стоя в каких-то тридцати ярдах впереди, человек в черном ставит условия Роланду, последнему стрелку. «Ну, иди же, стрелок. Иначе тебе никогда меня не поймать!»

И после мгновения тяжелого раздумья, стрелок принимает решение позволить Джейку упасть в пропасть, чтобы самому последовать за человеком в черном; он не готов отказаться от поисков Башни, даже зная, что обрекает душу на вечные муки.

«Тогда иди, — говорит ему Джейк. — Есть и другие миры, кроме этого».

Стрелок выходит из тоннеля. Человек в черном ждет его. В разбитых сапогах стрелок следует за ним туда, где им предстоит долгий разговор.

ПРИЛОЖЕНИЕ 6 Роберт Браунинг Чайлд-Роланд дошел до Темной Башни [364]

(См. песню Эдгара в «Короле Лире»)

I

И мнилось мне — он в каждом слове лгал.

Уродец престарелый с хитрым взором,

Желавший, чтобы путь сей лжи избрал

Покорно я… яд желчи изливал,

Указывал — и видел: я внимал,

И видел, как меня схоронит вскоре.

II

Зачем он, с палкой этой, здесь вдали

Покинут? Только чтоб сбивать с дороги

Тех странников, что до него дошли!

Как череп ухмылялся… вспомнят ли

Меня — среди оставшихся в пыли

Им посланных на гибель — слишком многих?

III

Он говорил — я должен повернуть

На ту дорогу, что, как всем известно,

Откроет к Темной Башне трудный путь…

Я понял поневоле: это — суть.

О гордости забыть и цепь замкнуть…

Конец — и прах, и нет надеждам места.

IV

Я странствовал по тропам всей земли,

И в призрак обратился отсвет цели,

Искал — и годы под ноги легли…

Успеха нет, преграды столь же злы,

И осознанье горче, чем полынь,

И майским сном желанья отлетели.

V

Я — как больной, что смерти обречен,

Что жив, увы, последние мгновенья.

Уже с друзьями распрощался он,

Уже его не слышен жалкий стон…

(Свободой умиранья усыплен,

Одет далекой скорбью, словно тенью…)

VI

«А есть ли место средь иных могил?»

«А кладбище, по счастью, недалеко?»

Обрядов грустных час уж избран был, —

А он еще живет, он слух открыл,

Пытается ответить, — нету сил!

И нет стыда у смертного порога.

VII

Я — странник. Я страдал. Я видел зло,

Пророчества, оставшиеся ложью.

О, мой Отряд! Вас столько полегло!

Смерть — с каждым шагом, гибель — за углом,

Умолкли клятвы, как весенний гром…

Дорога к Темной Башне — бездорожье.

VIII

Тих, как само отчаянье, свернул

На путь, что указал уродец старый.

День ужасом кромешным промелькнул,

Тоской закат сквозь сумерки взглянул,

И луч кровавый отблеском сверкнул —

К равнине, полной лживого угара.

IX

Но — к цели! Оказался вскоре я

На пустоши, бурьяна полной злого.

Смотрю назад — дорога и поля.

Здесь — мертвая бесплодная земля

До горизонта утомляет взгляд.

Идти вперед — нет для меня иного!

X

И я иду. Увы, мне никогда

Пейзаж столь безотрадный не встречался…

Цветов иль просто трав — нет и следа,

Лишь сорняков и терний череда,

Что землю захватила без стыда…

Здесь свежий лист бы чудом показался!

XI

Уродство, безнадежность, нищета —

Печален сей удел земли несчастной.

Речет Природа: «Глянь, избывши страх,

Иль отвернись… вокруг — лишь пустота.

Покуда Суд Последний не настал,

Не проявлю ни малого участья!»

XII

Кто опалил огнем чертополох,

Ко мне ростки последние тянувший?

Кто листья полевицы злобно сжег,

На медленную смерть ее обрек?

Казалось, тот, злодей — сам мрачный рок,

Что, забавляясь, губит все, что суще!

XIII

Уныло стебли тянутся сквозь грязь,

Как волосы сраженного чумою.

Земля — кроваво-слизистая мразь.

Здесь конь слепой стоит не шевелясь…

Откуда? Словно дьявол, веселясь,

Из адских бездн привел его с собою!

XIV

Он жив? О, нет! Он мертв уж сотни лет.

Пусты глазницы, ветер спутал гриву,

И плоть гниет, и обнажен скелет.

Уродств таких, я мнил когда-то, нет!

Он, верно, стал причиной многих бед,

Чтоб отомстили местью — столь глумливой!

Xv

Закрыв глаза, в себя я загляну…

Так перед боем кубок выпивают!

Я к светлым дням прошедшего взываю,

Чтоб будущее не влекло ко дну.

Подумай и сразись… я вспоминаю,

Я хмель былого радостно сглотну!

Xvi

Зачем явился Катберта мне лик,

С улыбкою, что радостно светила?

Почти что въяве он во мгле возник,

И засмеялся звонко, как привык,

И обнял крепко на единый миг…

Но ночь печали друга поглотила!

XVII

Вот Джайлс, — и я отважней не встречал.

Не знал сомнений, страха и упрека,

Был беспощадней острого меча…

Но предал он — и руки палача