Темная Дейзи

Неприятные мысли зачастую задерживаются дольше, чем хотелось бы, как и неприятные люди. Я смотрю на Конора с Роуз и вижу что они думают о том же: гадают, могут ли верить друг другу или кому-либо в Сиглассе. Они тянутся за кассетой одновременно, снова соприкасаясь руками. Искра между ними не является плодом моего воображения, и от этого я ощущаю себя немного странно. Хоть у меня нет права чувствовать вообще что-либо, и у нас есть проблемы посерьезнее. Это действует на остатки моих нервов и меня тошнит от страха.

Когда Роуз берет кассету, я чувствую себя еще хуже. На обложке буквами выложено новое послание:

«УВИДЬТЕ МЕНЯ»

– Нет времени объяснять или спорить, – говорит Роуз, обращаясь к Лили, когда входит в гостиную. – Мы нашли еще одну запись… или, скорее, нам оставили еще одну запись. Думаю, нам нужно как можно скорее ее посмотреть, пока ни с кем больше ничего не случилось.

Лили не возражает. Думаю, все сопротивление покинуло ее, потому что она не говорит ни слова. Они с Трикси сидят бок о бок на ближайшем к телевизору диване, и я вижу, что моя племянница снова плакала. На экране появляется изображение одного из бабулиных дней рождений, и я мгновенно вспоминаю ту ночь шестнадцать лет назад. Это ночь, которую мне всегда хотелось забыть.

Тридцать пять

СИГЛАСС – 1988

Хэллоуин. Моя мать недавно рассталась с мистером Кеннеди, который, казалось, снова собрался упиться до смерти, и в тот октябрь в Сиглассе витало странное настроение. Горе и тоска будто сочились сквозь трещины в стенах. Я помню, как вошла в комнату в тот вечер и обнаружила всю семью, сидящую за кухонным столом.

Нэнси сидела на своем высоком, узком белом стуле, как всегда выглядя красивой, но недовольной. Мой отец, тогда полностью восстановившийся после аварии, сидел на другом конце стола, как можно дальше от Нэнси. Ее нежелание быть с мистером Кеннеди не меняло статуса их отношений; Нэнси не хотела быть и с отцом. Не в таком смысле. Не тогда. Его стул казался немного шире, округлее и темнее, словно он состарился вместе с ним. Восемнадцатилетняя Роуз сидела на своем красном стуле рядом с Конором, который к тому времени так часто приходил, что бабушка сделала ему собственный стул. Он был небесно-голубым с маленькими белыми облаками, потому что она считала его мечтателем. Семнадцатилетняя Лили казалась угрюмой и ревнивой на своем зеленом сиденье.

За день до этого у нее было прослушивание в лондонской театральной школе и она не прошла. Лили не умела справляться с поражениями, поэтому забросила свои мечты о выступлениях на сцене после первого же отказа. Полагаю, им не понравилось ее исполнение Eternal Flame. Даже в тринадцать лет я понимала, что если действительно чего-то хочешь, за это надо бороться. Всегда. Но моя мать, тоже мечтавшая стать актрисой, никак не подбодрила Лили на еще одну попытку. Словно она не выносила мысли, что ее дочь могла преуспеть там, где сама она провалилась. Может, так думать нехорошо, но я также думаю, что это было правдой. После этого она еще больше баловала Лили – в отличие от нас с Роуз – что только усугубило ситуацию. Проблема взросления с безотказными родителями в том, что оно не готовит тебя к настоящему миру, который часто тебе отказывает. Я никогда не видела, чтобы моя сестра тяжело трудилась ради чего-то или кого-то, даже не ради себя самой. Она была обречена на провал, потому что залогом успеха была тяжелая работа.

За столом в тот день был еще один гость, но у него не было собственного стула. Я всегда думала, что агент бабушки примерно одного возраста с моим отцом. В детстве все, кто выглядел старше тридцати, казались мне одинаково старыми. Но, глядя на экран теперь и снова видя агента бабушки впервые за много лет, я замечаю, что он на удивление молодой. Ему едва за тридцать. Я помню, что она была его первым настоящим клиентом, и успех «Маленького секрета Дейзи Даркер» запустил его карьеру, вместе с ее. Она рискнула с ним, он рискнул с ней, и это хорошо окупалось… пока она не прекратила писать несколько лет назад. В ту ночь агент бабушки сидел рядом с ней на синем стуле, украшенном падающими звездами, который предназначался для особых гостей. Мой стул – разукрашенный маргаритками – стоял рядом с ним.

Раньше я с ним не встречалась. Мне казалось странным, что у нее есть агент – она всегда была для меня просто моей бабулей – но мне было любопытно взглянуть на человека, который явно очень ей нравился. Обычно на ее день рождения собирались только родственники. Бабушка говорила, что могла пересчитать людей, которым может доверять, на пальцах одной руки, и не на всех. Своему агенту она доверяла больше всех. У него был строгий костюм, но добрая улыбка. Я всегда представляла, что он носит книги во всех своих карманах, но я не заметила ни одной.