«Путь остаются, – Софи обогнула первую башню, проходя мимо второй, кинула взгляд на окно, под которым рос вяз с узловатыми, оголившимися от старости корневищами. Раньше замшелой стены башни касалась самая длинная ветвь вяза. Теперь ее не было. Она сломалась под Робертом Элджином, когда управляющий пытался заглянуть в окно по приказу леди МакГрей.
Сад осветила вспышка, отблеск лег на пузатый бок башни, отразился от оконного стекла под самой крышей. Хозяйка задержалась, глянула наверх. Накинула шарф на голову, направилась в сад.
Мимолетного высверка хватило, чтобы она заметила ее. Стоящую в окне фигуру. Заметила и узнала. Знакомый силуэт и светлая волна волос. Белая женщина. Призрак, фантом, дух. Видение всплывающее и погасающее. Обитательница северных комнат, приходящая к избранным.
Обступившие затон ольхи размахивали паучьими лапами, дубы устрашающе скрипели, по воде шла рябь, кусты и карликовые деревца склонялись от ветра.
Софи пошла по посыпанной щебнем тропке, ведущей в заросли. Сад, примыкающий к северному крылу, был глухой, трудно проходимый. Садовник прилагал уйму усилий, чтобы держать его в состоянии живописной заброшенности, которую любила леди Софи.
«Сомнительная привилегия – лицезреть тебя, дьяволица,- за юбку ее кто-то уцепился, под низким каблуком сапожка хрустнул прутик, – просто так ты не приходишь. К кому наведалась на сей раз? Я не в счет, давно вне игры. Но врать не стану – болит до сих пор. Однако мы обе знаем, и я, и ты: Софи МакГрей – орешек крепкий, закаленный в лучших психбольницах Европы. Она тебе не по зубам».
Софи вышла на открытую площадку, где высился солярный крест, украшенный цветочной гирляндой, рядом стояла скамья.
Сидя на этой самой скамье, отец впервые упомянул о белой женщине, которая бродит в саду и в комнатах поместья. Софи тогда была девчонкой пятнадцати лет, посмеялась, отцу не поверила. Через три года увидела ее сама – женщина блуждала меж ольх.
«На этом моя славная жизнь закончилась, – вспомнила старая женщина, – правда, я об этом еще не знала. Подумать не могла, что в Москве, куда поеду с делегацией от колледжа, встречу его… »
Она почувствовала, как занемела левая рука, заложило под ребрами, под сводом черепа загудело, словно туда начали вколачивать гвоздь. Перед глазами заплясали огненные мушки. Софи присела.
«Быстро меня скручивает, – усмехнулась она про себя, – будто все вчера было, а не полвека назад. Каждую ночь помню, каждую минуту с ним, каждое слово. Сентиментальная, слюнявая старуха, не смей погружаться в воспоминания. Немного отпустишь узду и здравствуй Швейцария, здравствуй, родимый Кильхберг, милый доктор Жильерон».
Она посмотрела вверх.
Вернувшись домой со слета молодежи и студентов из Москвы в 1957-м, Софи осознала, что отрезана от СССР. Боль была ей в новинку и победила. Софи перерезала вены, но схалтурила от неопытности, осталась жива. Последовало длительное лечение в психиатрической клинике, тяжелые роды, на свет появились двойняшки, Дункан и Анжела – его, этого русского, плоть и кровь.
Детей Софи полюбила. Бродя по аллеям санатория Кильхберг, кутаясь в больничную робу, ради них она изучала свою боль, училась бороться с ней. Нашла способ, помог веселый от природы нрав. Из душевнобольной Софи МакГрей превратилась во взбалмошную чудачку, у которой, по крайней мере, не отобрали детей.
На скамье, пождав под себя ноги, сидела пожилая женщина со строгим, почти не морщинистым лицом. Дома ее знали другой, лукавой, подвижной и энергичной старушкой, от которой всегда следует чего-то ожидать – острой шутки или проказы.
Софи поднялась, пошла в самую глубь сада. Буря ее не волновала, деревья росли плотно и ветер почти не чувствовался.
Белую женщину в окне этой самой башни увидела ее подросшая дочь, Анжела. Менее чем через полгода она встретила Саймона Карвера. Мать недооценила ситуацию, не поняла ее правильно. Опираясь на собственный опыт, подумала, что разлука убьет Анжелу, которая уступала Софи в силе духа. Благословила брак.
Саймон, мразь, крутил интрижки со всеми, кто был не против, лез под каждую юбку. Жена, умиравшая от любви к нему, прощала.
Прикладываться к бутылке она начала после рождения Джерри, первенца.
Через четыре года, не вынеся конфронтации с Софи, Карвер уехал из Тэнес Дочарн. Анжела поехала за ним следом. Вернулась через два года окончательной пьяницей и развалюхой в свои 29 лет. Через восемь месяцев, не выходя из запоя, родила второго сына – Алана, синего, полуживого младенца, у которого вскоре после рождения обнаружилась эпилепсия.
Дети не привязали Анжелу к реальности. Старшим сыном занимался Дункан, брат-близнец Анжелы, ему помогала Софи, а опеку над младшим взял взрослый не по годам Джерард. Этого мальчишку с семи лет привыкли видеть с орущим братиком на руках. Именно он, гуляя с годовалым малышом по окрестностям, нашел маму у менгира в лесу.
Она вышла пройтись ранним утром.
Рядом с телом валялась пустая бутылка. Вскрытие показало, что мертвецки пьяная Анжела уснула и захлебнулась собственной рвотой.