Шумный, отчетливо слышимый в замкнутом помещении и дроу впитал в себя энергию силы смерти Великой Тьмы.
И когда открыл глаза, посмотрел на мир совершенно черным, непроницаемо черным взглядом.
«Тьма исчезла… Да здравствуй новая Тьма…» – с ужасом подумал Тахир.
Маленький комочек Мрака прижался к нему всем телом и дрожал все сильнее. Демон погладил его маленькой крысиной лапкой, но вот чем утешить понятия не имел – он вообще порождение Мрака впервые видел, и его искренне удивляло, что комочек тоже может бояться. Потом пришла мысль «Он же совсем маленький, только родился», и нежности в поглаживаниях стало больше.
А еще Тахир вдруг понял – теперь он знает, как можно убить бога!
Именно об этом он и думал, когда Таэлран подошел к лежащей без движения богине, в чьей груди зияла выжженная дыра, ткнул ее носком сапога, после простер руку, проверяя осталась ли в богине жизнь. Не осталась. Удар огнем и спустя мгновение лишь пепел лежал на выжженном искусственном камнем песке. Безжизненный пепел.
– Прощай, мама, – глухо произнес Таэлран.
Это было крайне неспокойное утро – едва я легла спать, в двери вновь постучали и на этот раз посетителю требовался Ниран, который даже не успел выяснить, зачем ко мне приходили аристократы. Ниран ушел, заперев вход магией.
Но вскоре мой тревожный сон был нарушен чьими-то криками, после топотом многочисленных ног по улице, затем взрывом где-то далеко, но взрывом столь мощным, что дрожали стекла.
Стоит ли говорить, что я не выспалась совершенно – бессонная ночь по вине лорда Эллохара, излишне раннее утро благодаря благородству лорда Экнеса, и чрезмерно шумный город.
В итоге я поднялась совершенно не выспавшаяся и с больной головой. Боль сняла магия, чувство усталости так же, но осталось ощущение нереальности происходящего. И оно становилось только сильнее…
Я поднялась, торопливо позавтракала одним из оставленных для Нирана пирожков, к которым он так и не прикоснулся, собралась и выйдя из дома изменила маршрут следования к лечебнице так, чтобы пройти мимо торговой улицы.
Каково же было мое искреннее удивление, когда я свернула на улицу Злотых и обнаружила абсолютно все лавки закрытыми! Все. Ни лавка господина Урнаса, торгующего готовыми рубашками и открытого до полуночи, ни лавка господи Натаргас, в которой всегда можно было купить плащ, в любое время и любую погоду, ни все остальные лавки не были открыты. Решив, что усталость сыграла со мной плохую шутку и я поднялась слишком рано, взглянула на городские часы, благо башня как раз располагалась в поле моего зрения, и увидела ожидаемое – половина восьмого утра. Лавки открываются в семь! Тогда почему все закрыто?!
К сожалению, времени выяснять у меня не было, а потому торопливо миновав половину торговой улицы, я свернула к лавке госпожи Лавейко «Нитка и иголка» и вежливо постучала в дверь.
Мне открыли не сразу – для начала там, за дверью, затаились, затем приоткрылось окошко наверху, на втором этаже, оттуда высунулась престарелая служка госпожи Лавейко, подслеповато прищурилась, и только после этого выдохнула:
– Это Найриша!
Меня здесь знали, и знали отлично – именно здесь я заказывала большую часть оформления для чайной, и потому была уверена, что впустят. Так и оказалось – дверь мгновенно приоткрылась, и госпожа Лавейко громко прошептала:
– Входи же. Быстрее.
Я почти вбежала, так как едва подошла ближе, госпожа Лавейко ухватив за руку, втянула в лавку, после торопливо заперла дверь, задвинула все засовы, прошла в середину лавки, откинула крышку люка и крикнула домочадцам:
– Найри это, все спокойно.
Где-то там, в темноте, заплакал ребенок – новорожденный старшей дочери госпожи Лавейко. Заплакал, а потом закашлялся нехорошо так.
– Кашель сухой! – воскликнула я.
Госпожа Лавейко судорожно вздохнула и прошептала:
– Да и жар всю ноченьку мучил.
– Так что ж вы его в сырой подпол! – возмутилась я. – Госпожа Ассета, выходите немедленно!
Но на мой возглас, госпожа Лавейко отреагировала крайне странно – быстро подошла и закрыла мне рот ладонью, а когда поняла, что я буду молчать, сурово кивнула, убрала руку и зашептала:
– Ох, леди Сайрен, всегда вы были наивная и добрая, ничего плохого вокруг не видите, да не замечаете. Ужель внимания не обратили, что закрыты лавки все? Видели ведь.
Я была вынуждена кивнуть, подтверждая, что видела.
Всплеснув руками, дородная женщина, которой не помешало бы похудеть, дабы снизить нагрузку на больное сердце, укоризненно головой покачала и спросила:
– Так не уж-то не знаете ничего, Найрина?
– Нннет, – недоуменно ответила я.
– Ох, Найрина, – госпожа Лавейко как на больную посмотрела на меня. – Горе у нас, Найрина, магия вернулась. Маги в городе! Под рассвет погромы были в трех кварталах от нас. Эти то оголодавшие, от силы своей одуревшие, в лавки врывались, брали что приглянется, на женщин… Оно ж как, леди Сайрен, если к магу магия вернулась, он же уже себя выше всех почитает, жизни людей простых не ставит ни во что, да…