Темная харизма Адольфа Гитлера. Ведущий миллионы в пропасть

Но Бек никак не мог вполне уяснить, что Гитлер — это не обычный политик, которого можно сместить с помощью тщательно аргументированной докладной. Как сказал профессор Адам Туз^‹19›: „Он не государственный чиновник в обычном смысле этого слова, трезво просчитывающий ситуацию и всегда исходящий из того, что шансы на успех достаточно велики. Для этого человека политика — это драма, и не обязательно со счастливым исходом. И он готов идти на неизбежные, по его мнению, риски, даже если эти риски неоправданно высоки“.

Точный ответ Браухича на мольбы Бека неизвестен, однако он явно не поддержал идею угрозы коллективной отставки. Однако на конференции старшего офицерства 4 августа Браухич интересовался мнением коллег по поводу предложенного плана вторжения в Чехословакию. Многие поддерживали Бека и говорили о практических проблемах, к которым приведут подобные действия — в основном имелась в виду вероятность вовлечения в военный конфликт Великобритании и Франции. Браухич завершил конференцию, открыто заявив, что следование военному плану Гитлера приведет к гибели Германии^‹20›. Это был переломный момент в истории Третьего рейха. Если бы генералы проявили принципиальность и объединились в своем отказе выполнять планы Гитлера, возможно, это предотвратило бы кризис нацистской Германии. Однако они не объединились. Вместо этого генерал Вальтер фон Рейхенау отправился к Гитлеру и сообщил ему обо всем, что происходило на собрании. Рейхенау был одним из немногих высокопоставленных представителей генералитета, кто искренне верил в своего фюрера. Служа с генералом Вернером фон Бломбергом в Восточной Пруссии, он познакомился с Гитлером в 1932 году и с тех пор считал, что тот явится настоящим спасителем Германии. Так что неудивительно, что именно Рейхенау доложил Гитлеру обо всем, что творилось на собрании 4 августа.

Реакция Гитлера была предсказуема: он был вне себя от ярости, немедленно вызвал Браухича на разговор в Берхтесгаден, где больше часа кричал на главу немецкой армии. Затем 10 августа он собрал на совещание всех генералов, присутствовавших на собрании за неделю до того. И не для того, чтобы обсудить свое предложение с военными экспертами, а — что характерно — чтобы отчитать их и лишний раз повторить, что он — прав. Когда один из генералов осмелился поставить под сомнение безопасность Западного вала — системы немецких военных укреплений со стороны Франции, — Гитлер закричал, что он ошибается. Во время еще одной своей речи пять дней спустя, после военных сборов в Йютерборге, Гитлер критиковал тех — подразумевая Бека, — кто позволил себе расслабиться, и подчеркнул, что решение о вторжении в Чехословакию было в первую очередь политическим, а не военным.

Это уверенное выступление Гитлера перед генералами стало очередной демонстрацией давно известной составляющей его лидерства — непоколебимой уверенности в своей правоте. И так как совсем недавно Гитлер оказался прав при аналогичных обстоятельствах — когда Бек и другие предупреждали, что вступление в Австрию может закончиться войной, — Гитлер недвусмысленно давал понять, что и этим их опасениям не стоит придавать большого значения. Таким образом, несмотря на все логичные аргументы и тревогу генералов за последствия вторжения в Чехословакию, многие из них готовы были поддержать Гитлера. Эта политика наименьшего сопротивления была кратко изложена генерал-лейтенантом Эрихом фон Манштейном^‹21›, который посоветовал Беку предоставить политику Гитлеру, а самому заняться разработкой практических рекомендаций — как разбить чехов на поле боя.

Однако успех этой речи Гитлера объяснялся не только настойчивостью, с которой он требовал, чтобы генералы следовали его указам. Здесь было нечто большее: он предлагал им нечто особенное — шанс проявить себя, доказать свой героизм, добиться военного успеха, который впишет их имена золотыми буквами в историю Германии. Конечно, это решение предполагало огромный риск, однако Гитлер ясно дал понять, что берет ответственность за вторжение в Чехословакию целиком на себя. Это был классический пример того, что доктор Фриц Редл[3] называл „магией снятия вины через акт инициации“^‹22› — это ситуация, когда лидер, если он достаточно харизматичен, берет на себя все риски и потенциальную вину за любое развитие событий, которые он инициирует, в результате чего его последователи испытывают колоссальное чувство свободы.