Темная харизма Адольфа Гитлера. Ведущий миллионы в пропасть

Тем временем отношение Чемберлена к Гитлеру начало тревожить Даффа Купера, Первого лорда Адмиралтейства. Внимательно выслушав точку зрения Чемберлена, он пришел к выводу, что Гитлер „околдовал“^‹31› британского премьер-министра. „В конце концов, — писал Купер в своем дневнике 24 сентября 1938 года, — достижения Гитлера никак не связаны с его интеллектуальными способностями или ораторским умением, однако в их основе лежит необычайное влияние, которое он, как кажется, имеет на своих союзников. И сдается мне, что под его влияние попал и Невилл“. Купер был не единственным, кто считал, что Гитлер каким-то образом переманил на свою сторону британского Премьер-министра. Сэр Александр Кадоган, постоянный секретарь Министерства иностранных дел, видный политический деятель, которого не включили в состав делегации во время срочных поездок Чемберлена в Бергхоф и Бад-Годесберг, писал в своем дневнике 24 сентября: „Я был в ужасе — он [т. е. Невилл Чемберлен] совершенно спокойно говорил о полной сдаче наших интересов. А еще страшнее было то, что Гитлер явно „очаровал“ его — в каком-то смысле“^‹32›.

Неужели же Гитлер и впрямь „загипнотизировал“ или „очаровал“ Чемберлена? Неужели британский Премьер-министр пал жертвой необычайной харизмы Гитлера? Чемберлен, безусловно, изменил свое первоначальное, сугубо отрицательное мнение о Гитлере, отметив все же кабинету министров, что „невозможно было не впечатлиться мощью этого человека“^‹33›. Как и обладающие безукоризненными манерами представители немецкой элиты до него, Чемберлен увидел, что с Гитлером невозможно общаться как с обычным государственным деятелем — непосредственное столкновение с личностью Гитлера и его поступками, несомненно, привело британского премьера в замешательство. Гитлер не придерживался никаких рамок дипломатического приличия. Крики, истерики, частые смены настроения, обиды и озлобленность — невероятным образом фюрер использовал весь арсенал техник манипулирования. Год спустя Чемберлен следующим образом отозвался о Гитлере: „Не хотел бы я иметь такого делового партнера“^‹34›. Так что, даже если Чемберлен и не пал жертвой харизмы Гитлера, его немало сбили с толку капризы последнего, и теперь он отчаянно искал способ договориться с немецким канцлером.

Те дни наверняка были пыткой для Чемберлена. Как могло произойти, спрашивал он себя, что Гитлеру предложили все, чего он хотел, а он еще ставит невыполнимые условия своему согласию на эти предложения? (Естественно, Гитлер никак не мог предположить, что Великобритания и Франция согласятся отдать Германии Судетские земли, и теперь находился в некотором замешательстве по поводу своих дальнейших действий — предлог для войны увели у него прямо из-под носа.) Как отметил Чемберлен в своей печально известной радиоречи 27 сентября 1938 года: „Сколь ужасной, фантастической и неправдоподобной представляется сама мысль о том, что мы должны здесь, у себя, рыть траншеи и примерять противогазы лишь потому, что в одной далекой стране поссорились между собой люди, о которых нам ничего не известно. Еще невозможнее представляется то, что уже принципиально улаженная ссора может привести к войне…“^‹35›

Однако теперь лорд Галифакс выступал против полного подчинения Гитлеру — как, естественно, и чехи. Настроения поменялись, и Британия с Францией заявили Германии, что в случае вторжения в Чехословакию они начнут войну. Тем не менее Чемберлен вызвался еще раз съездить в Германию и поговорить с Гитлером. Совещание, на котором обсуждался возникший кризис, проходило в Мюнхене 29 сентября, в так называемом Фюрерхаусе на Кенигплац, Мюнхенской резиденции Гитлера, всего лишь в нескольких метрах от двух „Храмов чести“ с останками „мучеников“, что погибли во время Пивного путча пятнадцатью годами ранее.

Здесь была заключена сделка между Британией и Францией с одной стороны и Германией — с другой. На помощь призвали Муссолини — посодействовать поискам выхода из сложившегося тупика, причиной которого была единственно неуверенность Гитлера в том, хочет ли он продолжать завышать свои требования до тех пор, пока они не приведут к войне.

Во время совещания Германии пообещали Судетские земли, а Великобритания и Франция, в попытке хоть немного „сохранить лицо“, ухитрились добиться небольшого сокращения площади передаваемых земель и удлинения сроков передачи (однако по-прежнему все должно было свершиться не позднее чем через две недели). Сейчас это может показаться невероятным, однако представители непосредственно заинтересованной державы — Чехословакии — на переговоры приглашены не были. Впоследствии их заставили следовать условиям соглашения — да и как им было сопротивляться, если против них выстроились все могущественные европейские державы? Это был не последний раз, когда британцы соглашались отдать чужие территории, не пригласив даже представителей пострадавшей стороны — точно так же они поступили и с поляками на Тегеранской и Ялтинской конференциях менее чем через семь лет.