Кроссовки я нашарила ступнями, они валялись, если можно так сказать, «прямо под рукой», и не долго думая, каким-то чудом не перепутав правый и левый башмак, вбила в них ноги. Уф. Теперь штаны. Пятясь задом на шустрый крабский манер, уволокла джинсы под тряпье и, прибрав потяжелевшие от скотча порты в комок, укрылась одеялом. С трудом. Вцепившись в край зубами, попеременно подтягивая то один угол, то другой. Если кто думает, что это легко, пусть сам попробует. С меня семь потов сошло, пока я с одеялом управилась. Только по слабому дуновению сквозняка, я могла руководствоваться правильностью исполнения опаснейшего мероприятия — сквозняк отлично указывал с какого бока тело наиболее открыто, и откуда виднеются голые ноги.
О том, что бы разыскивать вонючее пальтишко и накрываться еще и им, нечего было даже думать. Оставалось только надеяться, что перемена пленницей позы подскажет похитителям правильный ответ — пальтишко сползло само, без помощи извне.
Не знаю какими цветами полыхало мое, разгоряченное усилиями лицо (по всей видимости, самыми отчаянными оттенками бордово-свекольного), поскольку пришедший с проверкой бандит участливо спросил:
— Сильно знобит?
Это был новый голос. Пожалуй, он принадлежал мужчине в возрасте.
— Угу, — кивнула я. — Не могли бы вы укрыть меня снова пальто? С головой.
Странную заботу проявил преступник. Он послушно поднял пальтецо с пола, тряхнул его несколько раз и накрыл до плеч.
— До макушки, пожалуйста, натяните воротник, я попробую заснуть.
— Крепкие нервы, — усмехнулся охранник.
— Нет. У меня подобная реакция на стресс. Он валит меня с ног, и я засыпаю.
— А-а-а, — протянул мужик, — бывает.
И накрыл меня с головой. И я тут же чуть от вони не задохнулась.
Как только шаги охранника стихли где-то за дверью, я осторожно, стараясь сохранить выпуклость покрывал, выползла наружу. Комок из джинсов и скотча остался внутри, древнее на ощупь пальтецо, топорщилось бугром (я даже вывернулась задом наперед и чуть-чуть вздыбила его для достоверности), встала на ноги и снова вернулась к наисущественнейшему вопросу — снимать повязку с глаз или нет? На этот раз временной запас у меня был более длительный.
Приподнять скотч слегка, не удастся. Липкая лента зафиксирует положение, и объясняй потом бандитам, что при их приближении глаза я честно зажмуриваю.
Вряд ли, поверят. Скорее пристукнут. Думай, Соня, думай.
Судя по разговору с молодым бандитом, Кутепов не сознался в том, что произошла ошибка, и пока бандиты спокойны. И Михаил Петрович и Туполев без раздумий заплатят любую сумму за мое освобождение, и в этом я была уверена.
Так стоит пугать похитителей щелкой у глаз или нет?
Пожалуй, все же нет. Неизвестно чем закончиться моя попытка побега, даже с развязанными глазами. Я не знаю, куда меня отвезли, не знаю, как надежно охраняют, и есть ли вообще возможность выбраться отсюда хоть зрячей, хоть нет.
И так, повязка остается на глазах. Но руки освободить стоит.
Крайне осторожно, полу боком, я сделала несколько шажков и уткнулась коленом в стену. Пошарив по ней руками, убедилась, что сложена она из досок, и попыталась двинуться дальше.
Не получилось. Бок уперся в какой-то выступ. Видимо, меня действительно держали в каком-то закутке.
Прижимаясь спиной, перебирая руками и осторожно, проверяя ступнями (эх, надо было в носках оставаться!) пол, я обогнула угол стены и сразу наткнулась на дощатый ящик. Он тихонько брякнул, — я замерла, — и успокоился.
Присев на ящик, я приспособила руки на его край, и начала с усилием тереть, приподнимать, скатывать скотч. Поддавался он туго и со скрежетом. Я пыхтела, скотч и ящик скрипели, казалось, от этих звуков зашевелилась вся вселенная. Нет, охранники не подавали признаков жизни, это я чувствовала себя скрипящей осью мироздания. Под черепной коробкой создавались странные видения — вокруг меня в пульсирующем танце, кружили звезды, со звоном взрывались сверхновые и уши, словно черные дыры, втягивали в себя любой звук. Ось мироздания боролась с липкой лентой. Критерии несоизмеримы, но иногда песчинка губит паровоз. Застревает в шестерне, крошится на стыке и пускает поезд под откос.
Трудолюбивая ось и край ящика победили липкую ленту. Измочаленный скотч скатался в жгут и сполз с рук.
Перевести руки в нормальное положение получилось только с болью. Вывернутые назад плечи привыкли к этому положению и ныли как два огромных свежих синяка. Но боль глушилась радостью, ощупывать темноту не задом или полу боком, а своим порядком, это счастье — растопырить десять пальцев и вперед!
А впрочем… зачем растопыривать? Освобожденные пальцы способны выполнить и более тонкий маневр.