В какой-то миг меня переполняет неодолимое ощущение одиночества и потери.
Это не скорбь и не боль, но что-то более древнее, глубинное, первоосновное.
И вслед за осознанием этого приходит ужас – ужас перед окружающим нас беспредельным равнодушием.
Не знаю, этого ли результата рассчитывала достичь своей инсталляцией Дэниела, но для меня он именно таков.
Мы все бредем через холодную пустыню нашего существования, наделяя ценностью и значимостью пустое и никчемное, когда все, что мы любим и ненавидим, все, во что верим, за что сражаемся, убиваем и умираем, столь же бессмысленно, как и спроецированные на плексиглас образы.
У выхода из лабиринта последний ролик: мужчина и женщина, каждый держа за крохотную ручку ребенка, бегут по травянистому склону под чистым голубым небом – с постепенно проявляющимися на панели следующими словами:
НЕТ НИЧЕГО СУЩЕГО.
ВСЕ – СОН.
БОГ – ЧЕЛОВЕК – МИР – СОЛНЦЕ, ЛУНА, ЦЕЛИННАЯ БЕСКОНЕЧНОСТЬ ЗВЕЗД – ВСЕ СОН; ВСЕ ВИДЕНИЕ.
НЕТ НИЧЕГО, КРОМЕ ПУСТОТЫ И ТЕБЯ… И ТЫ – НЕ ТЫ; У ТЕБЯ НЕТ НИ ТЕЛА, НИ КРОВИ, НИ КОСТЕЙ. ТЫ – ВСЕГО ЛИШЬ МЫСЛЬ.
Я вхожу в другой вестибюль, где у пластикового пакета с телефонами столпилась вся наша группа.
Мы проходим дальше – в большую, ярко освещенную галерею с полированным деревянным полом, украшенными произведениями искусства стенами и скрипичным трио. К собравшимся обращается стоящая на возвышении женщина в эффектном черном платье.
Секунд через пять до меня доходит, что это – Дэниела.
Держа в одной руке бокал с красным вином и жестикулируя другой, она – сияет.
– …восхитительнейшая ночь, и я так благодарна вам всем за то, что вы пришли и поддержали мой новый проект. Для меня это очень много значит.
Дэниела поднимает бокал.
–
Собравшиеся отвечают тем же, и пока все выпивают, я пробиваюсь поближе к ней.
Она ослепительна. Блистательна. Жизнь бьет из нее фонтаном брызг, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не окликнуть ее. Такой, полной энергии, она была пятнадцать лет назад, когда мы встретились в первый раз. Была до того, как годы жизни – рутина, депрессия, компромисс – превратили ее в женщину, которая делит со мной постель: чудесную мать, замечательную жену, отказывающуюся слушать голосок, напоминающий о том, кем она могла бы стать.
В глазах моей Дэниелы – груз прожитого и отстраненность, пугающая меня порой.
А эта Дэниела как будто парит над землей.
Я стою меньше чем в десяти футах от нее, и сердце у меня колотится – заметит или нет? А потом…
Наши глаза встречаются.
Она открывает рот и замирает – от испуга ли, радости или просто от удивления, что видит меня здесь, я не знаю.
Дэниела проталкивается через толпу, бросается мне на шею и крепко обнимает.
– Господи, поверить не могу! Ты пришел! У тебя все хорошо? Слышала, что ты то ли уехал из страны, то ли пропал, то ли что-то в этом роде…
Я не знаю, что ответить, и выбираю нейтральный вариант.
– Ну, вот я здесь.
Дэниела уже много лет не пользуется никаким парфюмом, но сегодня я ощущаю его аромат, запах Дэниелы-без-меня, запах той Дэниелы, какой она была до того, как наши запахи, ее и мой, смешались в один.
Я не хочу отпускать ее, мне нужно ее прикосновение, но она отстраняется.
– Где Чарли? – спрашиваю я.
– Кто?
– Чарли.
– О ком ты говоришь?
Внутри у меня что-то переворачивается.
– Джейсон?
Она не знает нашего сына.
А есть ли у нас сын?
Существует ли Чарли?
Конечно, существует. Я присутствовал при его рождении. Держал его на руках через десять секунд после того, как он, корчась и крича, появился на свет.
– Всё в порядке? – спрашивает Дэниела.
– Да. Я только что прошел через лабиринт.
– И что делаешь?
– Едва не прослезился.
– Это все благодаря тебе.
– Что ты имеешь в виду?
– Помнишь наш разговор полтора года назад? Когда ты пришел ко мне? Ты вдохновил меня, Джейсон. Занимаясь лабиринтом, я постоянно, едва ли не каждый день, думала о тебе. Думала о том, что ты сказал. Ты разве не видел посвящение?
– Нет, а где оно?
– У входа в лабиринт. Я посвятила экспозицию тебе и пыталась связаться с тобой. Хотела, чтобы ты был сегодня главным гостем. Но тебя никто не мог найти. – Она улыбается. – И вот теперь ты здесь. Это самое главное.
Сердце стучит так быстро, что зал, кажется, вот-вот сдвинется и пойдет по кругу, – а рядом с Дэниелой уже стоит и обнимает ее за талию Райан Холдер.
Твидовый пиджак, седеющие волосы, а еще он бледнее и выглядит далеко не таким подтянутым, как при нашей последней встрече, что совершенно невозможно, поскольку его награждение мы отмечали в «Виллидж тэп» буквально вчера.
– Ну и ну, – говорит Райан, пожимая мне руку. – Мистер Павиа собственной персоной!
– Ребята, – вмешивается Дэниела, – у меня есть обязательства перед публикой, но, Джейсон, после всего этого я устраиваю вечеринку для узкого круга у себя дома. Ты придешь?
– С удовольствием.
Дэниела идет к гостям, и я смотрю ей вслед.