«…Мы на двух машинах выскочили да как дали вдоль дороги, эти все попрятались по норам. А потом Кук прошелся из лейки, вот крику-то было, ха-ха-ха, а на базу вышли только вечером, а там ловушка, Кука в темноте зацепили, а Пет сказал, что Куку крышка, если не успеем до утра выбраться…»
«Успели?» — спросил второй хриплым голосом.
«Успеешь, как же! Влезли в болото и хлюпали сутки, а вокруг эти носились, головешки кидали».
«А-а-а…»
«Вот тебе и а! Пет сказал, сволочи, мальцу каникулы испортили».
«Вы что тут расселись, — вмешался третий голос, — тест по химии уже раздали, не успеете, олухи».
Интересный разговорчик. Надо спросить у ребят, куда их возят на каникулы, и какие это еще каникулы в спецшколе?! Занятия ночью, в четвертом часу… не спят они вообще, что ли?
В классах я тоже оставил кнопки. В одном было тихо, в другом, судя по всему, шел урок!
«…Вопрос твой хорош, Макс, но ты забегаешь вперед. К прерафаэлитам мы еще вернемся, и ты мне напомнишь, — говорил мягкий, хорошо поставленный голос, — теперь обратите внимание на лицо всадника. Видите, это не свирепая жажда крови, нет, перед нами напряженное спокойствие честного сожаления. Воин убивает, потому что идет бой. Кто прав, а кто виноват, будет спрошено после, а пока либо ты, либо твой враг. Заметьте, краски не грубы и не крикливы, что было свойственно раннему периоду творчества. Преобладают полутона, война изображается не грудами окровавленного мяса, нет, мы видим пластику мышц, а линии копий и мечей рассекают пространство картины на фрагменты, членимость которых строго мотивирована — сила против силы…»
Не знаю, сколько времени я бесцельно вертел в руках зажигалку. Можно подумать, что это не школа для социально опасных подростков, а Куперсфильдский колледж для интеллектуальной элиты. В конце концов, здесь собраны не мечтательные отроки с томиком Овидия под мышкой, а завтрашние шатуны или профи для курии. И попали они сюда не по злой воле родителей, заточавших младших сынов в монастырь. Для чего же им тогда ночные лекции по живописи?
У нас в школе такими предметами и не пахло. Основной курс, куцые факультативы, половина преподавателей ходит с синяками, а половина лупцует нас. В старших классах одни, вроде меня, взялись за ум, другие рассосались по бандам и спецшколам.
Старина Бидо вдруг тонко захрапел. С ним тоже непросто. Даст ли мне его оцепление благополучно выскочить отсюда или прихлопнет по недоразумению…
Глаза начали слипаться. Засыпая, я подумал, что если заваруха начнется ночью, то очень много шансов проснуться покойником.
Проснулся я от толчка.
Старина Бидо стоял у двери, держа руку в кармане. Заметив, что я встаю, он поднес палец к губам.
В коридоре гремели шаги, слышалась возня, гудел лифт. Бидо выругался и отошел от двери.
— Доброе утро! У них что, двери нигде не запираются?
— Видимо, нет, — ответил я.
Бидо прошелся по комнате, поглаживая подбородок. Придя к какому-то решению, он вытянул кнопку часов и, косо глядя на меня, зашептал в нее. Часы он прижал к уху.
Я вошел в душевую. Бриться не стал, щетина еще незаметна, тем более, что бритва уже в портфеле. Покончив с туалетом, я вернулся в комнату и обнаружил Бидо сидящим на неубранной кровати. Он рассеянно вертел в руках часы, осторожно постукивал по ним пальцем и снова прижимал к уху.
— Черт бы побрал эту технику!
— Могу предложить свою, — я полез во внутренний карман.
Бидо криво улыбнулся и покачал головой. Значит, работает с дешифратором. Он даже слегка осунулся, в глазах появился лихорадочный блеск. Я бы даже сказал, что он отчаянно трусит. Впрочем, это его личное дело, я тоже не супермен без страха и упрека.
Восемь утра. Пора начинать нашу авантюру. Утешало одно: поскольку за моей спиной замаячила курия, то, оказавшись в темной комнате с двумя чудовищами, я не наступлю на мозоль хотя бы одному из них.
— Значит, так, — сказал я, — постараюсь заманить сюда директора, а если не выгорит, то вернусь, и можно звать подкрепление.
— Не нравится мне это! — мрачно тряхнул свои часы Бидо.
— Они могут начать без сигнала?
— Нет, но… — Он задумался.
— Ну, хорошо. В случае чего, я буду поблизости.
Не знаю, в каком случае я собирался быть поблизости, но больно уж жалкий у него был вид. В самом деле, почему бы не подбодрить бедного аббата?
Я вышел во двор и несколько растерялся. За время, проведенное здесь, стала привычной обстановка изоляции и умолчаний, тумана и полумрака. А сейчас небо было чистое, два облака в вышине тянулись друг за другом, солнце наполовину вышло из-за гор, а опавшие листья багровыми и желтыми пятнами окаймляли двор.