Темная половина

Прямо смотришь и думаешь — дура ты, дура, вот тебе опять выбор: психопат и абьюзер Люций и хороший парень Эшер. На чью сторону ты встанешь? Кого возьмешь? Зрелая женщина выбирает надежных — и они необязательно скучные.

Я даже рассмеялась вслух. Мама говорила, что если человек дурак — то это на всю жизнь. А еще есть мудрость веков, что если в тридцать лет мозгов нет, то уже и не будет. Буду доживать с теми, что отсыпали.

И я откинулась на барной табуретке назад, без сомнений падая спиной прямо в подставленные руки Люция. Он пахнет кровью, дымом и выхлопными газами. Я чувствую, какой он сытый и довольный, и ему явно что-то такое удалось. Можно ли считать доверием, когда доверяешь сумасшедшему, точно зная, что пожалеешь об этом?

Люций подхватил мою чашку с недопитым чаем и — в одной руке чашка, в другой я — потащил нас в комнату. Настроение у него было настолько прекрасным, что я даже прислушалась к своим ощущениям — опять упоролся наркоманом, что ли? Вроде нет.

Пока я шлялась по подвалам, кто-то убрался в комнате и перестелил постель. Даже думать не хочу, кто. Вампир или человек — оба варианта меня убивают. Вампир, работающий горничной? Или смертный, которого пускают в этот дом и еще небось кусают после работы? Но простыни натянуты и пахнут весенним лугом с химическим привкусом, и Люций уронил меня в постель, вручил мою чашку и тут же пристроился рядом.

Я попыталась сесть, чтобы нормально допить чай, но железная рука перевела меня обратно в горизонталь. Я еще раз попыталась сесть — и получила тот же результат.

— Эй! — я возмущенно показала Люцию чашку.

Его игривое настроение было таким же жестким и эгоистичным как злое. Так что он просто отобрал у меня чашку, швырнул ее куда-то в сторону и навис надо мной.

— А теперь я буду тебя наказывать за блядство с хорошими мальчиками, — довольно улыбаясь, сообщил он мне. — Раз уж тебе больше нравятся плохие, надо поддерживать реноме.

3.17 Как трахать еду — новый уровень

Люций целует меня медленно и как-то угрожающе: клыки слегка прикусывают губы, не до крови, но все время оставляя в напряжении. Язык выманивает мой язык на свою территорию и там уже заплетается вокруг него. Холод твердых губ пугает, но дыхание горячее и контраст сводит с ума.

Нет, ну Эшер совсем не так целуется.

И за эту мысль я получаю уже более ощутимый укус. Но заодно он прокусывает и свою губу, и ко вкусу поцелуя добавляется вкус коктейля из нашей крови. От него меня уносит в какую-то темную густую мглу, наполненную горячим ожиданием.

Подол платья пополз вверх, будто бы сам собой — а Люций что? Он просто целовался, даже пальцем меня не трогал. Нависал сверху, волосы собраны в хвост и не дотрагивались до меня. Только губы. И загадочный полтергейст, задирающий платье.

Я вообще-то хотела спросить…

Платье поползло быстрее. На джинсах вжикнула молния, и я как-то автоматически развела колени, позволяя Люцию устроиться между моих ног. Почувствовала губами ухмылку и вспомнила, что он читает мои мысли. Так пусть расплачивается.

Ну что, дорогой, как же тебе трахаться с едой? Нормально? Уже не жмет?

Острый укол злости ударил в меня изнутри, словно это была моя эмоция. А между ног резко ворвался член, входя сразу и на всю длину. Это было больно! В обоих местах! Я зажмурилась, но тут же почувствовала непреодолимое желание открыть глаза. Напротив моих глаз плескалась густая чернота взгляда Люция. Безжалостная, холодная.

Он отвел бедра назад, почти полностью выходя из меня и помедлив секунду, снова ударил — резко, сильно, опять на всю длину и — сопровождая ударом ярости в голове. Больно! Холодной злой болью, некомфортной, неприятной. И тьма в глазах напротив не дает отвести взгляд, держит и жалит.

Холод. Боль. Ярость. Тьма.

Самое время пожалеть.

Но почему-то меня это возбуждает. Я принадлежу бессмертному извращенцу не имеющему жалости, он причиняет мне совсем не приятные ощущения, и я знаю, что никто меня не спасет… И я хочу тут оставаться.

Принадлежать. Быть его частью. Ощущать холод и тьму, вливающиеся в меня из его глаз. Отдаваться, открываться — отдавать. И вот в этот миг, в миг, когда я понимаю свое не менее извращенное, чем у Люция желание, меня накрывает сильнейшим головокружением.

Я как будто меняюсь с ним местами. Теперь я не принимаю боль, а причиняю ее. Вхожу собой — своей яростью и своей тьмой, присваиваю, заполняю, сливаюсь. Мне нравится причинять боль — и чувствовать ее отражение. С каждым ударом себя — в себя — я чувствую, что получаю все то, что отдаю. Меня — нет. И есть — только я.

Это не заканчивается удовольствием. И даже оргазмом не заканчивается, хотя наши тела производят все нужные спазмы, подергивания и жидкости. Но нет сладости и наслаждения. Есть — разрядка. Как ударившая молния, копившая заряд много часов. Сухой электрический треск, выламывающие мышцы и кости судороги, жадный поцелуй, словно мы оба — оба! — ищем еще немного воздуха друг в друге, а вокруг вакуум.