Темная симфония

Антониетта вцепилась в него, притягивая все ближе, приподнимая свои бедра, чтобы встретить его в дикой чувственной пляске. Она не могла сказать, когда заканчивался один оргазм и начинался другой. Они приливной волной следовали друг за другом через ее тело, покачивая его на своих волнах, каждая из которых была сильнее предыдущей, однако этого все равно было мало. Ее потребность в нем, казалось, была ненасытной. Ее ногти впились в его кожу, притягивая его бедра к ней, в то время как все ее тело поднималось навстречу его, выгибаясь под ним в плену общего удовольствия.

Байрон упивался тем, как она отдавала себя ему — полностью, без оговорок. Его тело было переполнено сверх его ожиданий. В ушах стоял гул, темный шторм чувственного голода завладел им.

—  Я хочу, чтобы ты услышала слова, cara mia, узнала, что я отдаю тебе, а ты отдаешь мне. Это брачный ритуал. Эти слова обладают властью связывать две половинки души в одну. Я объявляю тебя своей Спутницей жизни. Я принадлежу тебе. Я предлагаю тебе свою жизнь. Дарю тебе свою защиту, верность, сердце, душу и тело. Я обязуюсь хранить то же самое, что принадлежит тебе. Твоя жизнь, счастье и благополучие всегда, на все времена, будут лелеемы и стоять над моими. Ты моя Спутница жизни, связанная со мною навечно и всегда находящаяся под моей защитой.

Ее женские ножны были тугими и горячими, бархатистое трение превращало его в настоящего безумца. Он почувствовал, как где-то в районе больших пальцев разгорелся огненный взрыв, разносясь вверх по его телу с силой тарана. Антониетта принимала его все глубже, вздымая бедра вверх навстречу ярости его тела, отчего в момент взрыва они оказались спаяны воедино. Ему показалось, что он может распасться на части, поэтому быстро вцепился в Антониетту и свое здравомыслие.

Антониетта лежала под ним, крепко держась за его руки и кончиками пальцев потирая его бицепсы, исследуя форму и очертания его мускулов, одновременно пытаясь восстановить свою способность дышать и душевное равновесие. Байрон уткнулся лицом в ее шею, губами успокаивая бившийся там пульс, он был так глубоко погружен в нее, что она была уверена, что они спаялись навечно.

— Как ты думаешь, нам вообще известно значение слов «не торопиться» и «помедленнее»? — в ее голосе слышался юмор. — Мне казалось, мы вот-вот подожжем комнату.

— Моя спина и так опалена, — ответил Байрон. Он приподнялся на локте, чтобы частично снять с нее свой вес, его вторая рука обхватила ее грудь.

Антониетта почувствовала ответную волну, прошедшую через ее тело.

— Даже не дыши на меня. А то я растаю прямо на ковре, — ее ресницы опустились. — Сейчас я усну прямо здесь, на полу и, когда проснусь, хочу, чтобы ты все еще был во мне, — она блаженно вздохнула. — Может статься, ты самый замечательный любовник за всю историю мира.

Он склонил голову к соблазну, который представляла ее грудь, его язык, кружась, прошелся вокруг ее соска. То, как ее тело напряглось вокруг его, заставило его улыбнуться.

— Может статься, самый величайший любовник? — он с силой втянул ее грудь в рот, наказывая, и рассмеялся, когда ее бедра в который раз вздыбились, волна оргазма нахлынула на нее. — Ты так красиво отвечаешь, Антониетта, — она была такой мягкой и щедрой, ее тело так радостно приветствовало его.

Пока его рот жадно трудился над ее грудью, ее пальчики запутались в его волосах.

— Ты планируешь потратить всю ночь, расточая внимание моей груди? Не то, чтобы я жаловалась, но ты сводишь меня с ума. Я не могу позволить себе стать еще горячее. Хотя сейчас мне известны причины столь редких случаев самовозгорания.

— Я думаю, что смогу провести целую ночь, уделяя внимание остальным частям твоего тела, — ответил он. — Я решил, что попробую все известные в мире способы, какие только есть, чтобы заняться с тобой любовью. Как насчет этой знаменитой книги со всеми этими интригующими позами и идеями?

Ее пальцы ласкали его волосы, а от заклокотавшего в ней смеха ее внутренние мышцы незамедлительно сжались вокруг него.

— Прекрасно, но не сегодня. Сегодня ночью тебе нужно как-то позаботиться доставить меня отсюда до джакузи, и чтобы никто из нас не свалился беспомощной кучей на полу.

— Мы уже на полу. В любом случае, мне придется покинуть твое тело, где, как мне думается, я нашел дом. Ты самая горячая штучка на земле. Я остаюсь там, где я есть.