— Нет, он бы никогда не сказал его ни ей, ни Франко. Я знаю nonno. Он не из доверчивых людей, особенно, с тех пор, как Франко продал информацию семье Демонизини, — раздался треск огня. Байрон пошевелился, зашуршала его одежда. Антониетте хотелось закричать. — Ты полагаешь нападения на меня и nonno той ночью как-то связано с композицией Генделя?
— Я думаю, это вероятно. Слишком много совпадений, чтобы быть по-другому. Те мужчины искали что-то и провели достаточно много времени в комнатах дона Джованни.
Голос Байрона успокаивал ее. Ласкал ее кожу подобно бархату. Подобно тысяче язычков. Зная, что не сможет выдержать это еще чуть дольше, она старалась взять тело под контроль. Намеревалась отослать его домой и установить между ними дистанцию. Нескольких миль было бы достаточно. А еще лучше океана.
— Об опере мало кто осведомлен, даже среди членов семьи. Франко мог рассказать Марите, но я никогда не слышала, чтобы он хоть раз спрашивал о ней. Кто-то, должно быть, видел ее, когда я была так решительно настроена сыграть ее, — с беспокойной энергией она вынула из волос шпильки, отчего те рассыпались по ее спине диким отражением ее непривычных эмоций. — Здесь и так жарко. Нам не нужен огонь.
— Подойди сюда, Антониетта, — Байрон сказал это мягко, но она услышала команду в его голосе. От чего ее бросило в дрожь.
— Зачем? Я говорю, что здесь жарко, а ты хочешь, чтобы я подошла к тебе, — она отошла от него, желая сорвать свою собственную кожу.
— Тебе некомфортно.
У Антониетты возникло безумное желание опуститься на колени между ног Байрона и стянуть с него брюки. Ее рот показал бы ему, что такое некомфортно. Она представила, как он будет себя чувствовать, увеличиваясь, становясь напряженным и толстым. Весь в ее власти. Но она ничего ему не покажет, не тогда, когда он заставляет ее чувствовать себя настолько неконтролируемой и расстроенной. Она сохраняла между ними расстояние, опасаясь того, чего не понимала
— Подойди сюда, ко мне, — повторил он приказ, прошипев слова сквозь зубы. Тихо. Властно. Пугающе тем, что она хотела повиноваться ему.
Она осталась на месте, отказываясь двигаться. Отказываясь соглашаться с тем, что бы ни происходило.
— В чем дело? Что со мной не так? — местечко в месте соединения ног горело и страстно желало удовлетворения.
Байрон снова дотронулся до ее сознания, скрываясь в тени, в то время как в ее мозгу буйствовали и кружились эротичные картины и страшный ненасытный голод.
— Я подозреваю, что это сочетание нескольких вещей, Антониетта. Но я не понимаю, почему не могу помочь тебе уменьшить твои страдания.
— Просто скажи мне, в чем дело.
Байрон вздохнул.
— Карпатцы должны совокупляться часто. Я заметил, что ты невероятно чувствительна и учитывая особенности карпатцев и гены ягуара, которые ты, должно быть, несешь в себе, у тебя… эээ… течка.
— Течка? — она быстро развернулась. — Я не животное в течке. И от этого мне не легче, большое тебе спасибо.
— Неужели мысль о совокуплении со мной такая ужасная?
— Не переиначивай мои слова. Я сказала не это. Если хочешь помочь мне, то отвлеки меня, — она переплела пальцы во внезапной смелости. — Я хочу увидеть, Байрон. Я хочу посмотреть твоими глазами. Ты говорил, что сможешь сделать это, и я хочу попытаться.
— Ты уверена, что это то, что тебе хочется? Это будет нелегко.
Она вздернула подбородок.
— Меня это не волнует. Я хочу попытаться.
— Вначале ты будешь сбита с толку. Тебе придется преодолеть свои чувства и держаться за мои. Твое собственное тело будет противиться тебе. Картины будут в твоей голове. Ты увидишь вещи такими, какими их вижу я.
— Мне все равно, при условии, что я увижу, — решимость слышалась в ее голосе.
— Тебе придется полностью слиться своим сознанием с моим. Что вижу и чувствую я, то же испытаешь и ты. Если почувствуешь себя неуютно, уходи из моего сознания. Все будет под твоим контролем. Ты заметила, что твоя сила и чувствительность к окружающей тебя обстановке возрастает?
— Что из этого?
— Ты моя Спутница жизни. Как сливаются наши жизни, так сольются и наши тела. Я заявил на тебя права, связав ритуалом, и теперь мы связаны телом и душой, — в его голосе слышалась улыбка. — В наш современный век, думаю, это звучит мелодраматично и старомодно.
— Не для меня, — она заколебалась, неожиданно испугавшись. — Что мне делать?
Он подошел к ней, понимая, что она вот-вот расплачется. Глубина ее сексуальной потребности была подавляющей. Постоянная необходимость регулировать громкость слуха и справляться с разлукой без понимания, почему это происходит, обескураживала. Он встал позади нее, обвив руками ее талию, и прижал к себе.
Антониетта содрогнулась.
— Ты, правда, можешь сделать это?
Он почувствовал легкий трепет, пробежавший по ее телу.