Темная сторона изобилия. Как мы изменили климат и что с этим делать дальше

Гораздо важнее, что те же процессы идут и в обслуживающей поезда индустрии: в мире за последние 20 лет упразднена каждая четвертая должность, связанная с работой на железных дорогах. Причиной тому в большинстве случаев послужила приватизация. В США, где никогда не было развитого железнодорожного сообщения, кроме как на участке Нью-Йорк — Вашингтон, статистика растет: с 1991-го здесь упраздняли каждую седьмую должность. Соединенное Королевство разбирается со своей железнодорожной индустрией еще более радикально, за тот же период сократив каждое третье рабочее место; Испания же просто решила расправиться с железными дорогами и за последние 30 лет избавилась от четырех из пяти связанных с ними профессий. Железные дороги становились все хуже, а спрос на них — все выше: с 1991 года количество пассажиров и расстояния, на которые они путешествовали, выросли на 20 % в Штатах, на 70 % — в Испании и вдвое — в Великобритании. Вряд ли все эти путешественники остались довольны поездками.

Разговоры о недовольстве неизменно заставляют меня упомянуть о машинах. Как автор этой книги, я сохраняю объективность во всем, кроме одного: автомобилей. Я их ненавижу. Опять же, как автор этой книги, я надеюсь, что читатели напишут мне, как сильно они сами ненавидят автомобили (и заодно расскажут почему).

Я ненавижу машины в целом и отдельные их экземпляры в частности — в первую очередь потому, что они ненавидят меня. Я им не доверяю и доверять не смогу. Да и водитель я весьма посредственный — в этом тоже, разумеется, виноваты машины. У меня есть друг, который это понимает; именно поэтому он мне так дорог. Единственная тема наших бесед — «недотачки», преследующие нас годами. Обычно разговор начинается так:

— У меня был Datsun 1985 года, он тарахтел так, что срывало глушитель. Приходилось либо притапливать, либо плестись через весь город и тарахтеть. В любом случае получалось ну очень громко.

— А у меня был Pacer 1978 года, с пассажирской дверью-слайдером, она отваливалась при правом повороте. Пришлось придумать сложный маршрут с кучей левых поворотов, чтобы добираться на работу.

— А мой Volare с двумя цилиндрами и акселератором западал и застревал в днище именно тогда, когда едешь по шоссе.

— А мой двухтонный Chevrolet без лобового стекла и с плохим замком? Крышу приходилось привязывать веревкой. Заводился этот драндулет, только когда ключ зажигания стоял на «выключено», поэтому парковаться приходилось, отсоединив распределитель. Такая себе электрошоковая терапия.

— А у меня была Isuzu 1999 года, в Entertainment Tonight ее назвали самой опасной машиной в мире. За один раз она угробила 15 тестовых манекенов. Я знал, что тачка никуда не годится, но, чтобы она при этом в гробы годилась, до тех пор не видел.

— Да мой Gremlin 1970 года вообще за крематорий сошел бы! Когда шел дождь, в задние фонари заливалась грязная вода и коротила проводку.

И так далее.

Машины я ненавижу больше, чем дьявол — Иисуса, поэтому меня расстраивает тот факт, что сейчас в мире их около миллиарда. Причина моей ненависти к ним проста: я росла в окружении «недотачек», мучивших моих близких, а потом выросла, и они пришли уже за мной. Есть, конечно, и более рациональные и логичные причины, и первая из них — опасность, которую представляют машины.

Не будь от автомобиля пользы, он попал бы в категорию социально значимых заболеваний: дорожные аварии ежегодно уносят больше жизней, чем убийства и самоубийства, вместе взятые. Мы предпринимаем и официальные, и идущие от сердца меры, позволяющие обличать, изживать или хотя бы минимизировать ДТП, но почему-то машин, которым свойственно внезапно уносить жизни своих пассажиров, становится все больше.

Америка пока остается самой переполненной автомобилями страной в мире. Здесь каждый год покупают 6 млн новых машин; в 2017-м их прибавилось на 50 % больше, чем людей в стране. Во время визита в Нью-Йорк может показаться, будто весь город набился в вагон метро, но на самом деле лишь 5 % американцев ежедневно пользуются общественным транспортом. Остальные передвигаются за рулем.

Мы все едем и едем — каждый день, иногда — целый день, иногда — кругами. Куда же? В основном на работу и обратно. Взрослые американцы — 85 % их — добираются на машине до работы, из них три четверти — в одиночестве. А еще люди начали работать по ненормированному графику и ездить еще дальше, чтобы попасть в офис. Средний работник в Штатах трудится сейчас на 21 час в год дольше, чем всего 10 лет назад. В 2005 году для 15 % жителей пригородов дорога занимала 45 минут или больше — и это только в одну сторону; сегодня таких уже почти 20 %. Еще мы ездим в отпуск, в гости или посмотреть достопримечательности, но большую часть времени машины увозят нас от тех, кого мы любим, туда, где надо работать, — во имя возможности и дальше покупать бензин, чтобы залить в машину.