Вот оно, слабое место в плане друидов, и, как всегда, если неприятность может произойти, в такие моменты она произойдет обязательно.
— Пятеро пастырей, заблокируйте его, — приказал Дагарикс.
Теоретически пастырь мог справиться с херувимом, но это должен быть кто-то из Круга. Простые даже не знают, с какой стороны подступиться.
— Полчаса продержаться, — тихо сказал Дагарикс, в корне пресекая панику.
Уже в пяти местах служители сошлись с крестоносцами врукопашную. Войско друидов таяло, как весенний снег. Ошметки первого и третьего батальонов держались из последних сил. Но Дагарикс видел, что на стенах детинца уже мелькают плащи второй полусотни. Их попытались сбросить, аколиты стали спина к спине. Похоже, только херувим знал, что, пока крестоносцы пытаются задушить два батальона друидских служителей, их самих отрезают от тылов.
Дагарикс заметил посланца, который бежал явно за подмогой. Все правильно: если сейчас из детинца выйдет весь гарнизон, друидов раздавят. Но навстречу крестоносцу со стены спрыгнул аколит. Простой низший ничего не успел сделать — даже крикнуть у него не получилось. Серп-меч снес ему голову легко. Ворота открылись, но вместо вожделенной подмоги оттуда вывалились воины в камуфляже. Зажатых в узких улицах крестоносцев и архангелов косили пулеметные и автоматные очереди. Многие погибли, попав под перекрестный огонь. Остальных оттеснили к центральной площади. И здесь все смешалось в страшной рукопашной. Патроны кончились, оставались только мечи.
Аколит в облике филина спустился ниже, чтобы разглядеть, не пора ли вводить в бой пастырей. Он не заметил, как херувим вырвался Из-под опеки и ринулся к земле. Пропустил он и свист булавы, удар которой превратил ночную птицу в комок окровавленных перьев, быстро несущийся вниз и принимающий облик сильно искалеченного человека.
Из Дагарикса этот удар вышиб сознание — побочный эффект смерти того, с кем ты разделил взгляд.
Он не знал, что заставило его прийти в себя. Может, падение, а может, надоедливый стук автомата над ухом. Может, крик умирающего человека. Что было, пока он провалялся без сознания? Его куда-то тащат, а вокруг пахнет смертью. В ушах стучат слова: «Любой ценой, любой ценой»
— Киев будет взят, — шепчет он пересохшими губами.
— Какой Киев, отец? — Испуганный голос. — Мы разбиты, раздавлены!
— Что случилось?