Темная сторона неба

Кен тем временем бросился к Хертеру, но оказался между нами.

— В сторону! — закричал я.

Кен остановился и обернулся в мою сторону.

Я увидел, что Хертер и не пытается встать. Стоя на коленях, он доставал из кармана «вальтер» Кена. Об этом я забыл.

Моя рука, казалось, действовала медленно и никак не могла совладать с тяжелым «люгером». А Хертер тем временем уже выхватил «вальтер» и без подготовки выстрелил. Песок ударил мне в лицо.

Наконец мои пальцы как следует легли на «люгер». Я выстрелил, потом ещё раз. Пули угодили ему вниз, по ногам. «Вальтер» ещё раз дернулся, пуля прошла у меня над головой.

Я выставил руку и выстрелил в третий раз, прицельно.

Хертер медленно завалился на спину и замер, распростершись на мокрой траве.

Я неторопливо встал. Звуки выстрелов «люгера» ещё стояли у меня в ушах, а руки чувствовали его отдачу. Женщина перестала кричать. Я подошел к Хертеру, взял «вальтер» у него из руки, а затем достал из кармана и «беретту». С Хертером было покончено.

Моррисон лежал на спине, жена подложила ему под голову руку. Рубашка у него на животе была порвана, через неё текла темная кровь, очень много крови.

— Достань аптечку, — сказал я Кену.

Рассовав пистолеты по карманам, я опустился на колени возле Моррисона.

Он был ещё живой, но жизнь еле теплилась в нем. Три пули в животе, и одна из них порвала главную артерию. После такого оставшееся время жизни исчисляется на секунды.

Кен принес аптечку, открыл её и поставил рядом со мной. Там имелась лишь одна вещь, которая годилась в данной ситуации — ампула морфия.

Моррисон открыл глаза, когда я взял в руку ампулу, узнал её и хрипло произнес:

— Не надо морфий. Дайте мне… дайте мне…

Женщина взглянула на меня, что-то резко произнесла, и я положил ампулу обратно в аптечку.

Она нежно протерла ему лоб шалью, что-то нашептывая ему. Он что-то сказал ей, потом повернул голову в мою сторону.

— Ты Джек Клей? — еле слышно промолвил он.

Я кивнул.

— Да.

— А он… Он — Китсон?

— Да.

Он слабо улыбнулся.

— Я помню о вас обоих. — Он закрыл глаза. Пот струился у него по лбу. — Вы оба… о вас говорили об обоих. Два лучших… в своем деле… в транспортной авиации… — Он снова посмотрел на жену. — Странно… оба здесь. — Пот ручьями тек со лба, он закрыл глаза.

Я медленно поднялся. Через несколько мгновений Моррисон открыл глаза и что-то нежно произнес по-гречески, а она прошептала ему в ответ. Моррисон что-то ещё сказал, улыбнулся — и умер.

Я неслышно отступил под крыло и встал рядом с Кеном. Женщина нежно опустила голову Моррисона, чтобы ему было удобно, затем накрыла ему лицо шалью.

Она встала и посмотрела на нас сухими глазами, полными ненависти.

Мне нечего было сказать ей. Что бы я ни сказал ей, на каком бы языке ни сказал, она с ненавистью отнесется и к моим словам. Я принес ему смерть на остров, и только это имело для неё значение. И она была права.

Она повернулась и пошла, медленно, но выпрямившись, в сторону тропинки, поднимающейся в деревню.

Кен тихо сказал:

— А теперь давай быстро в самолет, парень.

Ноги у меня дрожали. Я сел в раскрытой двери «Пьяджо» и достал из кармана пистолеты.

— Не сейчас, — сказал я. — Двое убитых, надо дать объяснения, чтобы на нас это не висело.

Кен с удивлением посмотрел на меня.

— Господи, из-за этого?

Я передал ему «вальтер».

— Твой, кажется. Не только из-за этого.

Я взглянул на Хертера, неряшливо валяющегося на земле. Мертвый он выглядел раскованнее, чем живой. В нескольких ярдах от него лежал Моррисон, прибранный и прямой.

— Ты не знаешь, — спросил я Кена, — даты последнего вылета Моррисона? Ну, когда он умыкнул драгоценности?

Кен посмотрел на меня некоторое время, затем сообщил:

— Десятое февраля. А за каким чертом тебе это?

Я только молча кивнул. Это было лишь за неделю до того, как мы в горящем самолете сели на мокрое поле в Каче. Об этой стороне деятельности Китсона и Клея Моррисон не мог слышать.

Я встал, подошел к Хертеру и, нагнувшись, достал у него из кармана большую пачку денег. Верхние купюры были сложены и слегка помяты — это были мои доллары и франки. Я взял их, а остальное сунул обратно. Там было, вероятно, тысяч на двадцать пять долларов, в различной валюте.

Потом я объявил Кену:

— Я пойду наверх, надо заключить одну сделку.

И я повернулся и пошел, не дожидаясь, что скажет Кен. Но через несколько шагов он был уже рядом.

37

Наверху на тропинке мы встретили много людей. Жены Моррисона среди них не было. Они остановились, пропуская нас, за исключением одного пожилого человека, который, видно, считал, что если тут кто-то и способен принимать решения, то только он. Но он ещё и сам точно не знал, какие, а я ему был не помощник. Он спросил меня по-гречески, потом на подобии французского, но в этот день я ни слова не знал из французского. Ему оставалось лишь беспомощно стоять и смотреть на меня. Между нами было куда больше проблем, чем просто языковый барьер. Потом он покачал головой, скорее от безнадежности, чем рассердившись, и отступил в сторону. Мы пошли дальше в деревню, и никто больше не пытался нас останавливать.