Темная сторона Петербурга

Особняк был основательно перестроен в середине прошлого века архитектором Штакеншнейдером. Обычный дом, каких много в городе, преобразили, совершенно сменив стиль: теперь это настоящее барокко. Фасады и флигели изукрашены скульптурами атлантов и кариатид, а также колоннами, пилястрами и рельефными наличниками. Внутри дома – широкая парадная лестница с ажурными решетками перил, в которые вплетены вензеля владельцев, а вдоль ступеней – расставлены скульптуры художника Иенсена, они поддерживают позолоченные канделябры. Вообще, в доме очень много лепнины, барельефов и картин. Необыкновенно хороша библиотека – нам показали ее. Стены обшиты резными деревянными панелями, а верх затянут шелком, витая лестница ведет на высокую балюстраду вокруг зала.

Нет, это прелесть, что такое!

Владелец разрешил старшему персоналу госпиталя пользоваться библиотекой в дневные часы, и за это я благодарен ему особенно.

Свое письмо оканчиваю, сидя в мягком кресле перед огромным камином, украшенным рельефным узором, за позолоченным экраном. Горящие угли пышут жаром, и не хватает разве только капельки бренди и глаз моей милой женушки Дженни, чтобы я чувствовал себя на высшей ступени блаженства.

Надеюсь, что ты, папа и миссис Уайтлер здоровы. Берегите себя, за меня не волнуйтесь.

Всегда твой Юджин

15 марта 1916 г.

Моя дорогая Дженни!

Как я и говорил тебе, работа военного врача дает много уроков, весьма полезных для практики будущего частного медика. Сегодня я получил первый из них.

Признаюсь, при всей полезности по части профессионализма, этот урок несколько царапнул мою гордость британца.

Я увидал, что один из наших раненых, господин Леонов, будучи направлен на перевязку, хитрил, пытаясь избежать рук фельдшера О’Брайена. Перевязками у нас по очереди занимаются четыре фельдшера, среди них один русский – это господин Степанов. Проходя по своим делам мимо перевязочной комнаты, я заметил, что в очереди к ирландцу стоит только один легкораненый, а к Степанову – пятеро со сквозными ранениями разной степени тяжести.

Заметив это, я хотел было возмутиться, решив, что, видимо, русский фельдшер работает слишком медленно, создавая очередь. Хорошо, однако, что я не позволил себе действовать по первому порыву и решил вначале понаблюдать. Я увидел, что раненые не пошли к О’Брайену даже после того, как он освободился. Они жались в коридоре и делали вид, что вовсе и не собирались перевязываться!

Прибегнув к помощи раненого Гараева – этот офицер отлично владеет английским и часто выступает в роли моего добровольного помощника по части перевода, – я расспросил больного Леонова. Смущаясь, Леонов признался, что «у русских лекарей руки нежнее», а «иностранцы присохшие бинты дерут, как со скотины».

И действительно: русский фельдшер, прежде чем снимать бинты, отмачивал их в спирте и уж после того аккуратно снимал, стараясь причинить как можно меньше боли пациенту. Я спросил его через моего переводчика: где он научился такому способу, на что этот русский, также засмущавшись, ответил, что нигде. Он, кажется, боялся, что я стану его ругать. Но я только поблагодарил и решил принять такой способ на вооружение.

Насмешливо улыбаясь, Гараев заметил, что это есть пример действия русской поговорки: век живи – век учись! Народная мудрость.

Я ничего не ответил ему, но подумал, как часто любят у нас порассуждать о высокой миссии английской цивилизации, с презрением глядя на окружающие нас народы. Однако, думаю, народ, демонстрирующий такое стремление к творчеству, как русский, и обладающий столь живым умом, заслуживает уважения. В этом нам стоит брать с них пример. Англичан часто губит природная чопорность.

Впрочем, и нашей нации есть чем гордиться, дорогая Дженни.

Нам тоже свойственна отзывчивость. Но она другого рода.

Слыхала ли ты, дорогая Дженни, о подвижничестве нашей соотечественницы Мэри Пьюджет? Эта во всех отношениях превосходная женщина на собственные средства приобрела в Америке двадцать автомобилей «Форд», необходимых для нужд русских войск, и даже лично доставила их в Россию. Она также приобрела оборудование для устройства госпиталя и возглавила работы по его организации практически на передовой линии фронта – там, где всего нужнее быстрая помощь врачей.

Узнав об этом, я был искренне горд поступком этой удивительной женщины.

Мне посчастливилось повидаться с нею – она навещала нас в Петрограде для консультации по некоторым медицинским вопросам. Я воспользовался случаем и выразил ей свое восхищение. На что она отвечала мне весьма скромно, что просто пытается выполнить свой гражданский долг. Поразительная женщина!

К сожалению, наш госпиталь далеко от линии фронта, и мы совсем не сталкиваемся с теми трудностями, что испытывают доктора Мэри Пьюджет.

Прости, мне теперь пора на дежурство. Позаботься о папе, не болей и не скучай.

В мыслях о вас Юджин

18 апреля 1916 г.

Моя милая, драгоценная Дженни!