Темная сторона Петербурга

* * *

В этом месте Наташкины слезы уже высохли. Она устала плакать.

Она спросила шепотом:

– Бабулечка, а что стало с Галей?

– Ее отправили в больницу, а потом в детдом. Там было хорошо. Там был хлеб, – задумчиво ответила бабка. На этом страшная сказка закончилась.

С тех пор я никогда больше к своей бабке не цеплялся. Несколько ее полотняных мешочков с сухарями все еще лежат у меня на антресолях. Просто так. На память.

Зеркало

Станция метро и железнодорожная платформа «Удельная»

– Ну как? Сегодня с уловом, флибустьер? – спросил, смахивая крошки с усов, дед Костя. Он жевал пирожок с капустой и зорко оглядывал ряды Уделки, словно боялся пропустить какое-то важное дипломатическое лицо, которое ему поручили встречать тут, в гуще фланирующей публики.

Пашка Ветлугин коротко глянул на дедовы усы и отвернулся. Барахолка близилась к концу, а день, похоже, выдался пустым, и это не добавляло «флибустьеру» веселья.

Из улова попался было Пашке старинный альбом в бархатном переплете, с фотографиями. Пожелтелые, хрустящие снимки и солидные дагерротипии на картоне, выцветшие, полуслепые. На черно-белых изображениях люди чопорные, как манекены в дорогих магазинах. Пашка долго рассматривал застывшие лица – а вдруг кто-то известный попадется, писатель или поэт? Да пусть хотя бы похожий на кого-то…

Но тетка-владелица заломила такую цену, что Пашка в альбоме немедленно разочаровался.

Весь день Ветлугин бродил по рядам, разглядывая товар, выложенный без стеснения на импровизированных прилавках – газетках, картонках, покрывалах, ящиках и раскладушках.

Всматривался, разглядывая в подробностях какой-нибудь странный пустяк вроде клоуна в колпаке – яркую игрушку из папье-маше, раритет сталинской эпохи. Или мельхиоровый веничек начала века для сбивания пунша в рюмке. Или замысловатый медный ключ от потерянного давным-давно замка неизвестной конструкции.

Иной человек, завидев такое, удивился бы: на что ж могут подобные штуки сгодиться? Разве какой-нибудь Вечный странник Старьевщик, языческий бог удачного случая, сеятель хлама и покровитель барахольщиков всего мира, мог бы ответить на этот вопрос. Вот только бескорыстно с этой тайной он не расстался бы…

Пашка Ветлугин рассматривал Уделку – блошку, маргинальный рынок, клуб по интересам или что вам угодно – как собственный охотничий промысел в городских джунглях или даже как пещеру Али-Бабы, еще не откупоренную загадочным словом «сезам» и таящую все свои заповедные сокровища в нетронутом виде.

Комкая в кулаке так и не пригодившуюся пустую авоську, Пашка засобирался домой и уже кивнул на прощание деду Косте… как вдруг ветер донес до него слова:

– Зеркало французское… самого императора.

Обрывок этой фразы разволновал Ветлугина. Он повернул голову, навострил уши и двинулся на сигнал.

Спины, плечи и головы впереди идущих заслоняли ему обзор. Пробираясь в толпе, Пашка чуть не проскочил мимо. Но натренированный за годы фарцовки нюх не позволил ошибиться.

Девчонка в черной куртке и пестрой вязаной шапочке с яркими помпонами чуть в стороне от основного ряда заинтересованно вертела в руках старинное зеркало в резной деревянной оправе.

На первый взгляд зеркало казалось просто очень пыльным. Отражение, проступающее в нем как бы сквозь туман, показало Пашке озадаченное лицо с водянисто-голубыми навыкате глазами и нос-пуговку. «Эта девица покупать не станет», – решил Ветлугин и подошел, приглядываясь к продавцу.

Тот был с виду типичный «синяк». Нос, напоминающий сливу, уныло нависал над разляпистыми губами и острым, небритым подбородком.

– От прадеда осталось. Прадед мой старовером был, – застенчиво сказал «синяк», шмыгая носом. – Французское, императора.

– Сколько? – спросила девица в вязаной шапке.

– Девяносто.

Девица присвистнула.

– Ну, шийсят давай!

– Ага. Да зеркало-то почти слепое. В него смотреться все равно что в стену!

Девица фыркнула, и помпоны скрылись в толпе.

Пашка перевел дух.

– Слышь, мужик, – окликнул он продавца. – Давай за сороковник, идет?

«Синяк» оглянулся.

– Зеркало французского императора. Наполеона! – строго повторил он.

– Да ладно заливать!

– Заливать?! Во, смотри сюда. – Разобиженный «синяк» ткнул пальцем в какую-то выпуклую деталь на резьбе, украшающей раму. – Видишь? Буква Н и цифра I, римская. Смекаешь?

– Где ты тут «Н» увидал? Я две палки вижу какие-то… Не пойми что.

– Так… потрескалось дерево-то! – возмутился «синяк». Нижняя губа его затряслась. – Старинная вещь.

– Ага! – Ветлугин растянул на лице обидную ухмылку. Достал из кармана деньги и пошуршал мятыми десятками перед носом продавца. – Вот, тридцатку даю. Бери, пока дают. А то догонят и еще дадут.

«Синяк» глянул на деньги, посмотрел по сторонам – людей вокруг бродило много, но все они равнодушно проходили мимо: испитой продавец с невзрачным «зеркалом императора» был для них не более чем пустое место. «Синяк» глотнул, шевельнув сизым кадыком, и протянул руку:

– Ладно, давай!

– Не украл хоть? – спросил Пашка Ветлугин, выпуская из рук десятки. – Нет?

– Хотел бы красть – украл бы покраше, – проворчал мужик. Выхватил деньги и стремительно ретировался.