Темная сторона Петербурга

— Юлия Александровна? — неуверенным свистящим шепотом позвали из темноты. Справа железо царапнуло по бетону, и я услышал, как кто-то ползет, тяжело дыша, в мою сторону.

— Алексей, ты здесь?

Этот голос я узнал, но не успел откликнуться, как послышались шум борьбы, стоны и невнятная ругань. Потом рядом что-то обвалилось, задев меня острым углом по уху. Заорав от боли, я дернулся — ухо горело и пульсировало, будто, его кипятком сбрызнули. Яростно я замолотил рукой по стене в поисках выключателя.

Рука наткнулась на нечто мягкое; охнув, я отскочил.

В этот миг какой-то автомобиль заехал во двор и мазнул фарами по окну. Ярко, как луч прожектора или вспышка молнии в грозу, высветило передо мной надпись: «Смерть красавицам!» Это было написано кровью прямо на стене.

Я обернулся. Свет фар медленно ехал вдоль стены, размыкая тьму, разрезая ее на части — машина на улице делала разворот, а я следовал глазами за беспощадным светом, жадно вглядываясь в открывающуюся мне картину.

Шкаф с архивными бумагами слева повален. Черноволосая женщина с перекошенным бледным лицом смотрит на меня; взгляд ее полон слез, злобы и ярости. А рядом с ней…

Я не мог отвести глаз от его окровавленных рук, которыми он держал нож.

Штерн.

Передаточное звено? Переносчик заразной идеи?

В этот момент Юлия Александровна вздрогнула и громко, отчаянно прошептала:

— Не надо!..

Последнего слова я не расслышал.

Кто-то ударил меня сзади по голове.

Мне повезло: за секунду до этого я успел сделать шаг вперед — удар вышел смазанным и своей цели не достиг.

Убийца хотел раскроить мне голову, но только напрасно разозлил меня, наставив шишку на затылке.

Я развернулся и всем корпусом бросился на нападавшего, припер к стене, прижал локтем его бьющийся горячий кадык. Негодяй брыкался, выл, пытался укусить — но я продолжал душить его, другой рукой колотя под дых что было сил, кулаком, пока он не обмяк и не свалился на пол у моих ног.

И тут наконец вспыхнули люминесцентные трубки дневного света под потолком.

— Здоровенный же бугай, — тяжело дыша, сказал сзади Штерн.

— Кто?! — дернувшись на звук его голоса, крикнул я. Ординатор Семагин, дылда и атлет, громоздился кулем у моих ног. — Кто?!

— Ты, ты, Алеша, — успокаивающе похлопав меня по спине, сказал старик. — Просто… Попович какой-то, со Змей Горынычем вкупе. Иди сюда.

Я действовал чисто инстинктивно.

Юлия Александровна, всего минуту назад отчаянно противостоявшая убийце, неожиданно сомлела — то ли от значительной кровопотери, то ли от пережитого потрясения. Я поднял ее и понес к лифту. У нее оказались две глубокие раны на предплечьях и груди — по счастью, не колотые, а резаные. Сильнее пострадали руки — она отбивалась от нападения, загораживая руками лицо.

В приемном покое ей оказали немедленную помощь. На всякий случай вызвали даже бригаду реанимации. Когда ее положили на носилки, она мне улыбнулась.

И я поразился — насколько же предубежденным болваном надо быть, чтобы не заметить того, что так ясно увидел я теперь. Никакая она не стерва и не карьеристка. И нет у нее пузатого мужа-коммерсанта. Вообще никого нет. Есть одиночество, жуткое, арктическое одиночество, колючая полярная ночь и страх, что так вот и жизнь пройдет, а рассвет никогда не наступит.

Страх, унизительный, попирающий гордость. Отсюда и холод. Стоит ли за это винить женщину?

Ординатора забрал вызванный Штерном наряд милиции.

— Думаю, этот тип скоро вернется к нам, — сказал Штерн задумчиво, глядя, как уводят несостоявшегося убийцу. — Экспертизы, проверки, следователи. Ну, а потом — снова у нас. В другом уже качестве. Без отпусков и отгулов, без выговоров и премий.

Я поглядел на Штерна в упор.

— А вы-то откуда здесь взялись, Альфред Романович?

Старик ухмыльнулся.

* * *

Следователи обыскали квартиру Семагина и обнаружили пропавший дневник Вадима Кровяника. Ординатор выкрал его из больничного архива и потом дополнял собственными записями, путая свою биографию с биографией Радкевича.

Лондонского маньяка Джека Потрошителя оба безумца полагали не просто своим духовным предтечей, но чем-то вроде предыдущего воплощения.

— Откуда такие странные фантазии? — удивлялся я. Пытаясь ответить на мой вопрос, Штерн пространно разглагольствовал, приплетая, на мой взгляд, идеи не менее бредовые.

— Знаешь ли, Алексей, ведь медицина сама по себе… Вот в первоначальном случае — я имею в виду историю с Джеком Потрошителем — тоже подозревали медика. Говорят, это был человек образованный, из высшего общества. Никто ничего не доказал, но, когда его изолировали в заведении для душевнобольных — убийства прекратились.

Видишь ли, мы не задумываемся, какое это тяжелое бремя — постоянно заглядывать в глаза безумию…

— Но есть же методики! Супервизии… Они для того и придуманы, — вяло возражал я. — И что же они не сработали?

— Ну да, ну да, — соглашался старик, скептически покачивая головой. — Однако…

Но тут я вцепился в Штерна с другой стороны.

— А как вы догадались, что Миша Новиков здесь ни при чем?

Штерн удивился.