У меня тут топор где-то валялся, прямо на полу, помню точно, валялся рядом с дверью, отец подарил, продал за один рубль. Так лучше, спокойней, сейчас ты схлопочешь. Я могу открыть дверь тихо, она даже не заперта, держится на задвижке и язычке. Ладонь вспотела, черт. Ну держись, вонючий бомж!
…
В красном свете эта куча лохмотьев выглядит зловеще. Еще страшнее — лицо. И это не маска. Что-то случилось. Что-то невозможное.
…
Света по-прежнему нет. Смотри, Иван, какие события разворачиваются в мире, который ты никогда не увидишь. Моя больная фантазия, основательно испорченная компьютерами и выморочной фантастикой, рисует невероятную картину: я попал в эту чертову игру. Это едва ли возможно и скорее всего неправда. У меня в руке компьютерная мышь, мой единственный источник света, и она едва цедит красным, если перед ней помахать рукой. Стараюсь зря не дергать, кто знает, когда в «жилые дома вернется свет».
Помнишь, ты вешал на стену коробки от пройденных игр? Да, были времена, игры в коробках. Сейчас и повесить нечего — прошел, а трофея нет. Пустота. До и после. Эту игру тем более не повесишь, она же вся такая непроходимая. И темная.
Вот странно, обычно хоть в окне есть свет, хоть какой-то, а сейчас вообще ноль, абсолютно черное тело, будто окна бумагой заклеили. Ну и ладно, хоть пиво осталось.
…
Бурый бомж за дверью мне не приснился, но в него верится с трудом. Если честно, не верится вообще: это точно не человек. Красный свет из мышиной попки не способен
Странно.
По зданию ходят глухие, сдавленные звуки. Что-то скрипит, ухает, сипит. Стонет? Страшно. Реально страшно. Но я решил выбираться. Может быть, внизу есть люди, разожгли костер, правда, из окна его не видно. Если это окно.
Шаги! Приближаются! Топор в руках стал скользким — вытереть. Кто-то спускается, я стою у двери, в лестничном пролете третьего этажа, кажется. Спускается. Как же тяжело, когда не видишь. Отсекли у парадигмы
Остановилась?
Фак! Мне нельзя шуметь, нельзя шевелится, она совсем рядом, может услышать, тогда прощай, засада. А что, если это другое чудовище, и я не смогу ударить первым? Что тогда? Что сделает оно? А!.. к черту, бред, это же не игра.
Но это безумно тяжело, второй день без пельменей.
Идет. Медленней, уже совсем рядом, топор дрожит, бужу красный огонек мышки, поднимаю руку.
Еще три дня назад я бы в это не поверил. Может, это от голода? И голова кружится. Даже не помню, сколько раз спал и сколько дней прошло… ведь света по-прежнему нет. Впрочем, это не самое страшное.
Под мышкой, в кровавом свете пластмассового брюшка, ворочается лицо антитени — уже менее размытое и прозрачное, но густое и собранное, я вижу черты: это Иван, мой погибший друг.
«Здорово, Банзай». Шевеление губ не дает мышке гаснуть. Да, он называл меня «Банзай», я любил так здороваться, раньше, в той, прошлой жизни.
«Ваня?»
«Ты уже разобрался… понял… или тебе объяснить?»
«Объясни».
Иван сдвигается, клубится, утверждается в своей форме и, раздувая ноздри, шепчет:
«Игру нельзя пройти… игроку… пройти игру нельзя… игра непроходима… — он будто борется с ветром, который хочет разрушить дымку его обличья, цепляется губами за свет, поэтому не может разомкнуть их слишком надолго, — но есть дверь… это ключ… в игре все наоборот… игрок… это дверь… ты — это дверь… потому что… не ты… проходишь игру… а она… проходит тебя».
Он замолчал, сделал паузу, мышка потухла, я машинально поболтал перед ней рукой, она включилась, но я размешал этот вязкий туман, антитень, она перестала быть Иваном, исчезла. Мои губы пересохли. Шаги вверху ускорились. Толчок… затылок цокнул об стену… звезды, круги… больно… похоже, я просто сошел с ума. Доигрался.
…
Мне уже лучше. Голова не кружится, и я не голоден. Мышь странным образом припотела к ладони левой руки и не отлипает. Зато постоянно светит, и гораздо ярче, чем прежде. Не исключено, что я просто привык к темноте. Это третий этаж, мой — пятый, значит, два наверх. Тут опасно. Я должен спрятаться за свою дверь.
Бомж перед ней на месте. Тоже доигрался, лежит. На самом деле я просто открепил его от
Настоящая дверь — это я. Моя задача — отключать игроков от
Теперь я «Программист».
Сергей Леппе
Любимый кузен Тайво
© Сергей Леппе, 2015