Что мне оставалось делать? Я не одобряла его мягкотелости, но в то же время и понимала, каково ему сейчас. Потерять любимого человека, да еще после того, как поссорился с ним. Он, может, теперь себя будет всю жизнь корить, что поругался с Катькой. Конечно, мне тоже было нелегко, это была первая большая потеря в моей жизни, но мне помогало чувство, что я что-то делаю для того, чтобы убийца понес заслуженное наказание. И потом, профессия журналиста очерствляет душу, что ли. Без этого просто не выживешь в газетном бизнесе. И все-таки этого молодого художника я не смогла вот так просто высадить из машины среди ночи. Ну куда он пойдет? Видно, опять мне сегодня быть сестрой милосердия.
– Ладно, черт с тобой, – согласилась я, – только без глупостей.
Я резко развернулась, едва не столкнувшись с собравшейся меня обгонять иномаркой, но та вовремя затормозила. Освещенный желтым светом фонаря, водитель иномарки покрутил пальцем у виска и поехал дальше. Виновато улыбнувшись, я снова надавила на газ.
Когда мы приехали домой, шел одиннадцатый час. По дороге Вадим попросил меня остановиться у мини-маркета и вскоре вышел оттуда с бутылкой портвейна.
– Не возражаешь? – произнес он, усаживаясь в машину.
– Ты что, получше ничего не мог взять? – Я скептически посмотрела на непрезентабельную бутылку.
– А что? Дешево и сердито, – грустно улыбнулся он и добавил: – Не знаю, что пьешь ты, но на лучшее у меня все равно нет денег. Я сейчас на мели.
– Не переживай, – успокоила я его, – у меня кое-что есть в домашнем баре.
Войдя в квартиру, я почувствовала, как голодна. Сегодня я только завтракала. Яичница из пары яиц – недостаточное «горючее» на весь день.
– Мамочки, как есть хочется, – сказала я, заходя на кухню.
– Хочешь, я приготовлю что-нибудь? – предложил Гончар, ставя на стол бутылку портвейна.
– Давай, – сразу согласилась я (хоть какая-то польза от тебя будет), – а я пока приму ванну. Продукты в холодильнике, – крикнула я уже у двери ванной.
Пока наполнялась ванна, я разделась, накинула на плечи халат и задумалась. Почему я не стала разыскивать Михалика прямо сейчас? И где бы ты его искала? – спросила я сама себя. Это можно сделать и завтра. Сейчас уже слишком поздно, чтобы идти к кому-то в гости и расспрашивать его о вещах довольно интимных. Как говорится, утро вечера мудренее.
Я скинула халат и забралась в горячую воду. Завтра я зайду к Харольду на работу, и мы спокойно все обсудим. Надеюсь, он не забыл меня. Мы так быстро расстались вчера. Прощание было недолгим. Думаю, он не обиделся. Я вспомнила вчерашний концерт и Харольда, его манеру держаться, говорить. Что такого могло произойти у него дома, о чем хотела сообщить мне Катерина? Что она у него увидела или узнала? Я уже почти не сомневалась, что причиной ее убийства послужило именно это. Но если это так, значит, Харольд знает убийцу – этого человека в тирольской шляпе. Тогда он тоже причастен к убийству? А может, он заказчик? Смогу ли я в этом случае что-то узнать у него? И не слишком ли это рискованно, идти к нему одной? Сколько вопросов! И ни одного ответа.
Была еще надежда на то, что этот «тиролец» выйдет на Трофимыча и попадется на мою уловку, но гарантии-то нет. Вдруг он посчитает, что незачем ему искать Веретенникова? Тогда вообще пиши пропало. Больше никаких зацепок и идей у меня не было. Если только преступник оставил на ноже или в прихожей свои отпечатки. Если они есть в милицейской картотеке, а они имеются на тех граждан, кто хотя бы раз преступил грань закона, тогда еще остаются какие-то шансы, но не у меня, а у уголовного розыска. А если этот человек профессиональный убийца? Наверняка отпечатки он уничтожил, и даже в случае его поимки доказать, что это он убил Катерину, будет невозможно.
«Ладно, – сказала я себе, – завтра разберемся».
Когда я вышла из ванной, на кухне был уже сервирован стол на две персоны, причем сделано это было с таким вкусом и так изящно, что я невольно восхитилась.
– Вадик, где ты научился этому?
– Я же художник, – скромно ответил он, проводя пятерней по своим кудрям.
– Ах, да, я и забыла, – полная радостного удивления и признательности, улыбнулась я, подсаживаясь к столу. – Тогда, корми меня, художник.
За ужином Вадим потихоньку уговорил принесенную с собой бутылку. Глазки его посоловели, а нос соответственно порозовел. Он пытался и мне налить своей бормотухи, но пить я не хотела, а потому отказалась.
– Как хочешь, – без всякой застенчивости сказал он, выливая остатки себе в хрустальный стакан, – а я выпью.
– Ну все, художник, спокойной ночи. – Я прошла в спальню, достала комплект белья из шкафа и бросила на диван в гостиной.
– Постелить, надеюсь, сможешь сам, – крикнула я в сторону кухни.
Вадим вошел в гостиную.
– Оля, – произнес он нетвердо, с каким-то виноватым видом, – а может…
– А вот ты и не угадал, дружочек, – отрезала я, – мы, кажется, договорились: без глупостей.
Я ушла в спальню и заперла за собой дверь.