Темная вода

Она и смотрела. Во все глаза смотрела, как сгущается темнота, как вспыхивают в ней два красных огонька, как темнота начинает обрастать серебристо-серой шерстью. А потом послышалось тихое ворчание. Слишком тихое для такого большого зверя.

В этом красноглазом, остроухом и зубастом чудище Нина мгновенно узнала своего Сущика. Она узнала бы его даже без предупреждения бабушки. Просто почувствовала бы. И клыкастой пасти коснулась без страха и отвращения, а потом прижалась щекой к мощной, пахнущей туманом и мокрой шерстью шее.

Сущь обнюхал ее, совсем по-собачьи ткнувшись горячим носом в растрепанную макушку, заворчал и лизнул длинным, совсем не собачьим языком.

– Вот и славно, – сказала бабушка, как показалось Нине, с облегчением. – После моей смерти он станет твоим насовсем, но и сейчас он будет слушаться, любить и защищать тебя.

Серебристая шерсть под Ниниными пальцами менялась, редела, становилась тоньше и короче. Сущь тоже менялся. Прямо на глазах! Уже не зверь, но еще и не человек! Чудище на двух ногах, как в сказке про аленький цветочек, что читала Нине мама.

– Моя! – Из острозубой пасти слова вырывались нескладными, но все равно понятными. – Моя Нина!

Она засмеялась, снова потянулась к чудищу. И пасть, уже не звериная, но еще и не человечья, тоже растянулась в улыбке.

Сущь теперь был с ней всегда, во всех трех своих обличьях, но чаще всего в виде пса. Бабушка сказала, что так проще всего. Особенно для мамы. Мама не видела его истинную суть, мама не видела многих вещей, которые для Нины и бабушки были очевидны. Она даже не видела Сущь на фотографиях. Почти никто не видел. За мамой Сущь не присматривал, у него было только две настоящие хозяйки, но Нина знала, ее Сущь любит сильнее всего. И защищать станет до самого конца.

Он и защитил. Как умел, как считал нужным и правильным. Когтистая, пахнущая псиной лапа, зажимающая рот, и шепот:

– Не смотри… не кричи…

Наверное, он мог бы защитить маму от тех людей, но ему было приказано во что бы то ни стало защищать Нину. Он сам хотел защищать Нину. Однажды бабушка сказала, что такие, как Сущь, особенные существа, очень любят детей. Любят и никогда не обидят.

Детей не обидят, а как насчет взрослых? Как насчет бабушки?..

Тонкий хвост, сшибающий головки одуванчиков… Лапа с вырастающими черными когтями…

Не смотри…

Не кричи…

Так надо, Нина…

Так было надо. Теперь она знает это наверняка. Кровавая жертва, великая жертва, усыпившая Темную воду на долгие годы, давшая передышку живым и надежду мертвым. Бабушка решила все сама. Сущь лишь исполнил ее просьбу, оборвал агонию и совершил кровавое жертвоприношение. Кровь такой, как они, – это огромная усмиряющая сила. Нина помнила, как бросились врассыпную русалки, когда ее собственная кровь смешалась с водами озера. А на что способно еще бьющееся сердце?..

Не смотри…

Не кричи…

Давай кататься, Нина…

Сущь толкнул когтистой лапой потайную дверь почти сразу, как ушел тот человек в болотных сапогах. В потайной комнате Сущь помещался, только когда становился чудищем на двух ногах. И говорить он мог только тогда.

– Давай кататься, Нина…

Она не хотела кататься! Она хотела к своей маме! И боялась увидеть бабушку…

– Кататься… – слова потонули в тихом рычании, и на подоле ее нарядного красного платья в белый горошек сомкнулись мощные челюсти. Сущь лег перед Ниной на пол. Холка его нервно дергалась, а в глазах разгорался красный огонь.

Теперь у нее остался только ее Сущик. Страшный Сущик, забравший у бабушки сердце. Теперь только он будет любить и защищать Нину. А потом, когда она вырастет, они вдвоем найдут и накажут тех людей.

Сущь не стал ждать, когда она вырастет. Сущь сам нашел Сычева. Вот только убить не сумел, потому что на излете русальей недели слабел точно так же, как слабела Темная вода, но пометил на всю оставшуюся жизнь. Озерный дух… он был создан и призван охранять не только таких, как Нина, но и Темную воду тоже. Отпугивать, не подпускать к ней чужаков. Особенно в русалью неделю, в страшную русалью неделю, когда чаша весов может склониться в любую сторону. Когда такие, как Сычев, повинуясь неведомому зову, выходят на охоту.

А Березин темной русальей ночью попался в объятия к навкам, к сонным, уже готовым погрузиться в долгий двадцатилетний сон навкам. Только потому он и остался жив. В каком-то смысле им с Сычевым повезло. Вот только повезло ли?

Сущик отнес Нину к Шипичихе, грозно рыкнул на кинувшегося было к ним пса, ударил лапой по тяжелой двери, оставляя глубокие зазубрины. Дверь открылась почти сразу же. Старуха не испугалась и не закричала, бесстрашно подошла к Сущику, положила худую ладонь ему на лоб, прикрыла глаза, а когда снова их открыла, перевела взгляд на Нину:

– У меня есть для тебя подарок, Нина. – В руке ее, откуда ни возьмись появилась полосатая юла. – Посмотри. Ты только посмотри, какой он чудесный…

Нина посмотрела…

– …Что еще за Сущь? – сиплый голос Сычева пробивался через мельтешение разноцветных полос и мерный гул раскручивающегося волчка.