Он лежал в душной комнате, в пульсирующей тишине, вспоминал разговор с Игорьком, брошенные через столик фразы, маскирующие обиду под презрение, пока не понял. На него кричал не Игорёк, а собственный здравый рассудок. Продолжая общение с Игорьком, он истязал себя и его. «Ты мазохист», — сказал себе Олег. Но почему продолжал? В память о старой дружбе? Хм, если копнуть глубже — их дружба всегда была такой. Вечные детские обиды Игорька (Олег знал его дольше других, по сути, Игорёк ввёл его в будущую банду-каре), из-за которых Олег переживал, первым просил прощения, и Игорёк этим пользовался. Потом накипело: Олег перетерпел — сошёлся со Стасом, и Игорёк прибежал сам. Нарыв лопнул, Олег уже не боялся потерять дружбу Игорька. Они повзрослели, но мало что изменилось. Игорёк был халявщиком — где лучше, там и он; требовал от остальных комфортной для себя дружбы и бесился, не получая.
Впрочем, у каждого из них водился свой грешок. Со Стасом невозможно было по-человечески договориться о встрече: он мог опоздать, не прийти, а потом просто пожать плечами — не сложилось. Жека так и не выбрался из трясины азартных игр, со всеми вытекающими — просьбы дать в долг, маленькое, но колючее враньё. Сам же Олег — да, да, попробуем взглянуть правде в глаза — был до определённой степени ленив и мягкотел, просто плыл по течению…
И всё же Олега терзало саднящее чувство, словно он, а не Игорёк, проявил неблагодарность.
Может, так и было?
Он вышел на лоджию, высунулся в окно и поджёг сигарету спичками, предусмотрительно прикарманенными в баре.
У ног башни лежали бестолково-безликие здания, и дворы, и деревья, и даже флюгер этот — всё бестолковое, никому не нужное, будто измазанное грязью, коричневой дорожной жижей, подсыхающей наплывами. При взгляде на дома казалось, что пахнет прелой листвой и чем-то давно мёртвым, погребённым в ней. Свет горел в считанных окнах, ядовито-жёлтый и подвижный, с вертикальными чёрными полосами, словно окна были экранами, на которых пытались настроить изображение.
Его привлекло движение на парковке. Бесформенные фигуры лезли через металлический забор. Как крысы. Задние ряды напирали на передние. Жуткое зрелище заставило выплюнуть сигарету, закрыть окно и вернуться в комнату.
Игнорируя звуки улицы, он взял со стола томик Урсулы ле Гуин, положил обратно, нашёл в сумке ридер и забрался на кровать.
Заканчивался его третий день в отеле «Оверлук».
Он пробудился с этой мыслью, и с этой мыслью лежал на кровати. Пытался вспомнить, видел ли вывеску над крыльцом зеркальной громадины — «DOLPHIN HOTEL»… тьфу ты, начитался на ночь Мураками… Никакой вывески, только стеклянные панели. Безымянная башня, которая наросла на скелет мертворождённого здания. Без вывески гостиница выглядела как бизнес-центр. Или призрак неба, которое отражала.
Сперва Олег удивился тому, что сравнивает два отеля — ну не похож «Оверлук» на захудалый «Дельфин» из романа «Охота на овец», но вспомнил, что «Дельфин» преобразился в романе «Дэнс, дэнс, дэнс», сохранив лишь название и адрес. А новый отель «Дельфин» как раз напоминал гостиницу, на четырнадцатом этаже которой, в номере 1428, сейчас лежал Олег. Гостиницу, которая родилась из советского постперестроечного недостроя, с тринадцатого этажа которой
…сорвался Стас.
В тот год самому старшему из банды-каре, Жеке, исполнилось двадцать три. Олегу — двадцать два. Стасу и Игорьку — двадцать один. Самой младшей была Редиска, их с Олегом разделяла манящая пропасть молодости — пять лет.
Да, это случилось тринадцать лет назад.
Бетонный остов гостиницы давал друзьям временное прибежище. Слоистый пирог из плит перекрытия и ветра. Они устраивались на ящиках, смотрели на город, курили, мечтали. Иногда подходили к краю, чтобы получить дозу
И звук шагов по лестнице без перил, от которого холодели внутренности. Полный задора крик Стаса:
— Эй, где вы там? Чего не спускаетесь?
Они сделали вид, будто никто не умер. Будто ничего не случилось… Ничего!
И, кажется, со временем поверили в новую реальность.
Забыв другую. Ту, в которой один из них умер и вернулся. Олег не говорил «воскрес», потому что воскрешение, в его понимании, предполагало нечто светлое и чистое, как рождение с примесью ослепительного чуда, а здесь…
Это было жестокое чудо, точно в «Солярисе» Лема.
Бесценное, но пугающее.
Лёжа в зыбкой тишине, Олег пытался очистить разум от видений прошлого, и вдруг понял, кого видел на тринадцатом этаже отеля «Оверлук».
В этот момент зазвонил телефон.
Он схватил телефон, словно от него зависела его жизнь.
— Олег? Олег, это ты?.. Боже…
— Ты плачешь?
— Почему ты был недоступен? Я столько себе понавыдумывала…