Темная завеса

- Меня, - продолжал Роман, - парня без подданства, проживающего в стране на птичьих правах и... что тут скрывать, основательно опустившегося, сионисты материально поддержали и устроили на учебу. Тогда, к стыду своему, я не задумался, чем же это я так приглянулся неожиданным покровителям, хотя знал, что беженцев из Израиля не принято оставлять в Англии. Тогда после долгих и совсем не романтических скитаний по белу свету мне страшно хотелось учиться и встать на ноги, и я не подумал, как и чем мне придется расплачиваться с лондонскими сионистами. Правда, сразу понял: их подкупило то, что я молод. Убежден, прежде всего моя молодость. При мне они даже не пожелали разговаривать с пожилым и не очень здоровым беженцем из Израиля, бывшим румынским гражданином. "Поскорее возвращайтесь в Израиль, от нас вы не дождетесь ни цента, - безжалостно отрезали ему. - Торопитесь в Израиль, у вас такой вид, что через несколько месяцев вы и там не понадобитесь..." А спустя некоторое время мне намекнули: лондонских сионистов заинтересовало мое отличное, с их точки зрения, знание русской культуры, советского быта и особенно характерных черт той союзной республики, где я родился и учился до выезда родителей в Израиль. Когда я услышал намеки на характер платы за то, что меня ценили как нужный им "интеллектуальный товар", мне стало совсем не по себе. Надо добиться возвращения советского гражданства, твердо решил я. Но тут же допустил непростительный промах...

Гримаса досады исказила лицо парня. Забыв, что на людной улице его могут услышать, он воскликнул:

- Дурачок я, глупый щенок! Забыл, где живу! Забыл, кто меня окружает! И слегка приоткрыл душу одному из окружавших меня молчунов. Думал, он только туповат, а он оказался заправским негодяем. Сумел всякими охами и вздохами побудить меня к дальнейшей откровенности. А я растрогался и с пафосом выложил ему четыре строчки из поэмы Евгения Евтушенко "Просека". Знаете, как я их запомнил? Еще до приезда в Англию зашел в одно советское консульство узнать, как надо оформлять заявление о возвращении советского гражданства. Там, в приемной, лежал номер "Литературной газеты". И врезалось в память: "Когда я говорю "Россия", то не позволит мне душа задеть хоть чем-нибудь грузина, еврея или латыша". Молчун, ахая от восторга, попросил меня продиктовать ему эти строки, старательно записал их, а затем выдал меня, как говорится, с потрохами руководителям нашей сионистской организации... Когда меня вызвали на "беседу", я пытался возразить: "Вы же сами настаиваете, чтобы я изучал произведения советских авторов, не забывал русский язык, был в курсе новостей советской культуры!" Мне, разумеется, не поверили. Словом, со мной круто поговорили. И предупредили. И пригрозили. Они ведь заарканили меня...

За оживленной беседой я не заметил, как мы с Ромой подошли почти к самому повороту на Палас-гарден, ведущему к зданию нашего посольства.

Но парень вдруг встрепенулся, стал нервно оглядываться по сторонам и, сразу как-то осев, с нескрываемой тревогой сказал:

- Дальше не пойду... Мне за последнее время в Лондоне так везет, что кто-нибудь из сионистов, как назло, застукает меня у советского посольства. Да еще с человеком из Москвы!

Посмотрев на Романа, я удивился: передо мной стоял совсем другой человек - опустившийся, боязливый, постаревший, совсем не тот, кто несколько минут назад так оживленно беседовал со мной.

Словно прочитав мои мысли. Роман стал сбивчиво оправдываться:

- Не думайте, не такой уж я трус! Но поймите, совсем недавно в Лондон приезжал Моше Даян. После его визита здешние сионисты вдвойне подозрительны. А я проштрафившийся, мне надо быть особенно начеку...

Торопливо пожав мне руку, Роман убежал.

Плоды визита "ястреба из ястребов"

А я, честно говоря, остался в недоумении: какая связь может быть между визитом израильского министра иностранных дел, "ястреба из ястребов", одного из идеологов и практиков сионистского терроризма, и судьбой одного из десятков тысяч несостоявшихся граждан Израиля?

Оказалось, есть прямая связь! И о ней следует рассказать подробно.

Моше Даян получил портфель министра иностранных дел в кабинете Менахема Бегина - самом реакционном из всех израильских правительств всего за несколько дней до своего визита в Лондон. Хотя оба "ястреба" формально числились в разных партиях, экспансионистские интересы сионизма и неприкрытая тяга к террористическим акциям возобладали над межпартийными дрязгами (точнее, межгрупповыми - ведь оба они прежде всего яростные сионисты!) и объединили Бегина и Даяна. Того самого Даяна, который, будучи министром обороны в кабинете Голды Меир, несказанно обогатился на "археологических раскопках" своих подчиненных из оккупационных частей. Того самого Даяна, который в качестве персонажа одной сатирической комедии, впоследствии запрещенной израильской цензурой, дает такие обещания израильской молодежи:

Я обещаю вам кровь и слезы.

А мое слово - это слово.

И если уж я вам обещаю кровь и слезы,

То все вы знаете, что это кровь и слезы,

Не говоря уже о поте.