Темнее ночь перед рассветом

— И хорошо, что не могли видеть! — рявкнул, перекрикивая его, Лыгин. — Месиво из кишок, мозгов и костей там пряталось! Это всё, что порой удавалось собрать боевым товарищам от погибших после взрывов мин. Сам знаешь, от мин никакой бронетюфяк не спасал. А если тебе, Данила Павлович, захотелось всю правду до доскональности, выкладываю как на духу: настоящая война полыхает в Афгане не на жизнь, а на смерть. Брешут все, кто треплет по телеку о строящихся там больницах для дехкан, магазинах, столовых, что прокладываются дороги и электролинии. Для дураков всё это. Ненавидят нас, захватчиков русских, пуще бешеных собак; сначала платили за каждую солдатскую голову моджахеду, а теперь — любому и даже бачо шестилетнему, принёсшему отрезанное ухо. Про груз 200 я тебе много рассказывать не стану. Вот что из Генштаба просачивалось: начальник его Огарков ещё в 1983 году размечтался порядок в учёте безвозвратных потерь навести. Проверку организовал, выявил, что в сводках расписывали лишь число убитых; для пропавших без вести и раненых в боях места не находилось. Издал Огарков приказ, только никто и сейчас не ответит, изменилось ли что после его бумаги… А про смотровые окошки, что были запрещены на гробах, — истинная правда до народа докатилась, однако никто никому не расскажет про ребят из похоронных бригад, которые смерть свою познали не на поле боя с врагом, а спиваясь, сходя с ума и пуская пулю в лоб. Продолжать правду-матку?

— Хватит… — простонал Данила, оторвав руки от бледного лица. — Ты мне лучше о сыне расскажи… Что тебе известно от Вепрева? Очаровашка будет звонить. Придётся ей объяснять.

— Не вздумай! — дёрнулся Лыгин. — Я помню, какая она чувствительная, в больницу свалится.

— Вот и растолкуй тогда мне, чтобы я понял, а не строил догадки. От того полковника, гляжу, ты не очень-то отличаешься. Прочитал антивоенную лекцию и успокоился? Я, между прочим, старший офицер и тоже имею допуск к сведениям особой секретности.

— То секретность гражданского грифа…

— Не валяй дурака!

— Предупреждаю заранее — услышишь только в пределах расследуемого дела.

— В государственных тайнах нужды не имею, а как процессуальное лицо я — представитель потерпевшего. Так ведь ваш Вепрь обозначил Владислава в уголовном деле?.. Поэтому имею полное право на ознакомление со всеми материалами.

— Да не кипятись ты, Данила, — обнял его за плечи Лыгин. — Не кипятись… Не утаю, расскажу всё, что мне известно, но предупреждаю — вся информация от Вепрева. Доступа к самому делу не имею. Сам хорошо знаешь: тайна следствия — это априори. Только я с твоего разрешения предварительно выпью стопочку.

Они выпили, не чокаясь.

— Не уснёшь? Досталось тебе сегодня пережить, дружище, — посочувствовал Лыгин. — А рассказ мой будет долгим. Уж больно много понакручено в том деле разной сволочью.

— До утра успеешь? — оторвал голову с рук Данила.

— Задумал что на утро?

— К сыну хочу пробиться.

— К сыну могут не допустить. Его на ноги ставят. Там, брат, сейчас такая работа пошла!.. Считай, он и Панкратов, командир взвода разведчиков, — единственные свидетели. Остальные погибли или скончались от ран.

— А тот?.. Командир взвода?.. Он тоже в госпитале?

— В Бурденко давно, только выглядит чуть лучше решета.

— Не шути так.

— Какие уж тут шутки! За его жизнь борются лучшие врачи. — Лыгин принял ещё одну рюмочку и стал искать на столе, чем закусить, но, не найдя ничего, хлебнул минералки: — Началась вся эта история в Афгане…

Афганский узел