Темнее ночь перед рассветом

— Повёз бы ты то, что от меня собрали б на рельсах, в деревянном ящике. В качестве почётного караула.

— Дурак! И шутки у тебя дурацкие, а ещё полковник.

— Старший советник юстиции.

— Один хрен! Я вот что думаю, а не связано ли это с твоим сыном?

— С Владькой?

— А ты прикинь, всё сходится: тебя вызывают, чтобы выяснить что-то про сына, пропавшего на афганском аэродроме…

— В аэропорту.

— Пока ничего толком не говорят. Может, он пропал во время боевых действий, в разведке.

— Не наводи тень на плетень! И без тебя тошно.

— Ну хорошо. Но ответь мне, зачем кому-то тебя убивать, когда ты вызван в военную прокуратуру для выяснения неизвестных сведений… Ведь именно это стало нежелательно или вредно кому-то?

— Слишком ты всё закрутил, Сашок. Нагадай что-нибудь поумней.

— Это не я закрутил. Этим Матвей Игнатьевич со мной поделился по старой дружбе, тот самый наш важняк, которому уголовное дело о происшедшем поручено расследовать.

— Извини, — вынужден был прервать разговор Данила и повесил трубку; наконец-то приоткрылась дверь и, минуя приёмную, в кабинет проследовал его хозяин.

Минут через пять Ковшова пригласила секретарша:

— Заходите. Вас ждут.

На Голгофе

— Я извиняюсь, товарищ Ковшов, — поднялся из-за стола полковник, подавая руку так, будто и не видел его только что, проходя в кабинет. — Даже и не знаю, с чего начать: выразить сочувствие по поводу сына или разделить радость по случаю спасения в метро.

«Сапог ты и есть сапог! Что с тебя взять? — ругнулся про себя Данила. — И так и эдак толкуй, а выразишь ты лишь чёрствость заскорузлой душонки» — и буркнул:

— Меня беспокоит судьба моего сына. С этим сюда и прибыл по вашему же вызову.

Полковник шевельнул бумаги на столе, прошёлся ладонью по лысине, опустился на стул и, найдя наконец в серой папке нужное, нацепил очки на нос. Ковшов продолжал ждать стоя.

— Вы присаживайтесь, присаживайтесь. Сын-то единственный ребёнок?

— Дочка ещё.

— Плохо. Больше деток разводить надо.

«Разводят блох!» — едва не вырвалось у Данилы, но он сдержался.

— Мы все довольно в странном положении оказались, — после длительной паузы пристально уставился на него полковник, помолчал. — В очень странном…

«Ведёт он себя действительно странно, — подумалось Даниле. — Если с Владом произошло что-то серьёзное, так рубил бы сплеча, а то тянет резину, выводит рулады! Если… — И его словно шибануло током. — А почему, собственно, занимается этим особый инспекторский отдел?! Почему не следователь? Не могут же у них быть свои законы. Спросить следовало у Лыгина, а не лясы точить с ним битый час!»

Данила привстал в нетерпении:

— Товарищ полковник, разрешите?

— Что? — Тот остановил его властным взмахом ладони и продолжил своё: — Вроде кое-какие соображения у руководства сложились, но вдруг этот казус!..

— Казус?

— Вы быстро про метро забывать стали! Задержался я по той причине, что генерал принял решение лично выслушать следователя, выезжавшего на место происшествия. Его и дожидались. Тот убеждён: анализ собранных доказательств, опрос очевидцев свидетельствуют о попытке вашего физического устранения. Вот только покушавшийся погиб. Будь он жив и способен говорить — язык бы развязали, а с ним устранили бы и возникшую закавыку. Следователь — профессионал известный, но пока и он помочь нам не может. А решение принимать надо…

Полковника опять замкнуло. Он увлёкся поиском той же серой папки и нашёл её в конце концов у себя под носом, для этого ему пришлось переместить со лба очки, неизвестно как там оказавшиеся.

— Что с сыном, вы мне можете ответить?! — Едва сдерживая себя, Данила вскочил на ноги и придвинулся к столу.

— Спокойнее, товарищ Ковшов, — захлопнул перед ним папку тот. — Вы всё-таки первый заместитель прокурора области, хотя выглядите, я бы сказал, молодо для такой должности. Быстро на гражданке звёздочки падают, не то что у нас, военных.

«Не поэтому ли ты лысиной сверкаешь!» — Данилу била мелкая дрожь, он отступил назад, опасаясь за себя.

— Так вот… после беседы со следователем, — сменил тему полковник, заметив его состояние, — генерал сделал вывод прежнего решения своего не менять. — Он снял очки и зряче оглядел Ковшова.

«И лысину, и очки ты для солидности завёл, — зло покосился на него Данила. — Ну выкладывай, выкладывай, что решил твой генерал, может, и я тогда про Владьку всё знать буду».

— Одевайтесь! — резко скомандовал полковник. — Нам предстоит необходимая процедура, а после неё продолжим беседу.

— Куда едем, если не секрет? — уже в автомобиле, нёсшемся, разгоняя транспорт мигалками и неприятным завыванием, решился спросить Данила.

— У нас всё близко, лишь бы пробок меньше попадалось.

«Однако о месте назначения промолчал, — мучился Данила. — Какую игру они со мной затеяли? Всё в строгой секретности. На что Лыгин — пройдоха, за версту чует, а разнюхать и ему не удалось. Что же это за чертовщина?»

С пробками на дорогах им повезло, водитель гнал машину на пределе, иногда выскакивая на специальную полосу.