Темнее ночь перед рассветом

— За что же они нас так? На главенство в стране мы никогда не покушались, таких подлостей, как НКВД Ягоды, Ежова, Берии, не допускали; наоборот, борьбу с ними вели и нещадно страдали. Выходит, голову государственного органа, самого преданного народу, пытаются засунуть под гильотину?!

— Перед отъездом из столицы попрощались мы с Баженовым, ты же знаешь, дружили мы с ним, ну, выпили по рюмочке, я тогда и развязал язык на эту тему — не сдержался. А он мне ответил, что сам допытывался не так давно у нашего Генерального: что, мол, происходит, что творится, куда катимся?

— И что Рекунков?

— Забыл Александра Михайловича?

— Да не так уж часто встречаться с ним приходилось. Больше сплетни да молва народная, а непосредственно слышал только его выступления на конференциях или на кустовых собраниях. У Баскова в институте по повышению квалификации учился, он один раз перед нами — первыми заместителями — выступал. Впечатление произвёл незабываемое. Помню, рядом со мной коллега разболтался с соседом, неосторожно обсуждая какую-то его фразу. Так Рекунков его засёк, застекленел взглядом и слова не успел сказать, тот сам вскочил на ноги и вытянулся перед ним, словно провинившийся рядовой. «Беседуем?» — спрашивает. Тот язык проглотил, и по́том лицо залило враз, красным, как варёный рак, сделался. «Если интересное что — поделитесь. Я послушаю». Тот так ничего и не смог вымолвить. А Рекунков его добивает без гнева и ярости, по-доброму ведёт поучения: «Из Калуги вы… первый зам. Как там у вас в Калуге с преступностью? Молчите? Выросли вы в два раза. А причины назвать можете?.. Что думаете предпринять, вы же следствие курируете?» Бедняга, подталкиваемый и сзади, и справа, и слева, обрёл наконец дар речи, но открыл было рот, а Генеральный его осадил: «Как завершите обучение, десять дней вам на анализ причин и выработку предложений по ликвидации прорех. Лично доложите мне на коллегии». Зал притих, но ропот по нашим рядам побежал. «Хорошо, — оглядев нас, Рекунков поднялся с места. — Сам приеду к вам, в Калуге коллегию проведу. Устраивает?» Зал обмер и притих — всем было известно: если Рекунков едет куда-то с проверкой, значит, добром это не кончится. И сразу бедолаге посыпались сочувственные советы: сухари суши, готовь сани на Аляску и так далее…

— Да, суров Александр Михайлович, но отходчив, — кивнул Галицкий. — Таких легенд о нём много ходит до сих пор; а теперь слух пошёл, что засобирался в отставку и он. Не по доброй воле, конечно. Нашлись вожди, попросили…

Они помолчали.

— Так что же ответил он Баженову на его вопрос? — напомнил Данила.

— Рекунков-то?.. Посоветовал газеты сквозь строчки читать; сразу, мол, докопаешься сам до сути.

— И всё-таки?

— Оказывается, перестройка невозможна без обновления кадров. Читал, надеюсь, книжку Горбачёва «Перестройка и новое мышление»?

— Последнее время про книжки и вспомнить некогда, — сознался Данила. — Да и не увлекаюсь я этой тематикой, иногда для разгрузки перед сном возьмёшь в руки Антон Палыча или Тургенева, и те выпадают через десять — пятнадцать минут.

— Вот это плохо, — хмыкнул Галицкий. — Политикой и экономикой надо постоянно интересоваться.

— Надо… Но где время взять?

— Я вот возьмусь за ваше политобразование сам, если… — Галицкий поднял глаза на Данилу и смолк, задумавшись о своём. — Перебил ты меня, Данила Павлович. А Горбачёв ведь всерьёз затеял перестройку. И ладно бы с алкашами боролся, с бродягами, виноград под корень рвал, он ведь задумал всех нас, стариков, смести прочь под одну метлу; тогда, мол, новое мышление и родится. Рекунков попробовал возражать, так Горбачёв с ним даже не встретился, до итоговой нашей коллегии не снизошёл, всё в колхозы да в совхозы: «главное — на́чать», потом — «ускорить», а там само собой явится… Только, уверен я, не знает он сам, что вырастет. Боится вопросов нашего Генерального, которому много известно, о чём простой люд и не догадывается.

— Интересно…

— Сам-то понимаешь, чего партийная власть пугается?

Данила мог бы порассуждать, но промолчал, только подметил для себя — здорово изменился прокурор области за короткое время, другим стал, побывав в Москве.

— Боится власть в глаза народу взглянуть. Правду скрывает. Галиматью её лидер несёт с трибун, людей забалтывает, а между собой они интриги плетут, чтобы подсидеть друг друга.

«Это не открытие, — подумал Данила, — об этом уже не на кухнях, а на улицах услышать можно».

— Я понял, что наш Александр Михайлович не работает, а досиживает. Гдлян с Ивановым «кремлёвским делом» по Узбекистану подкузьмили не только Черненко, Горбачёву и другим партийцам, но поставили в критическую позу самого Рекункова. В мае ожидается очередная сессия Верховного Совета, кончится срок у депутатов, тогда и помашут они нам ручкой, а вместе с ними и наш Генеральный.

— А замена?

— Народ про эти замены давно анекдоты тискает. Не слышал?

Данила пожал плечами:

— Их столько, что сегодня расскажут — завтра уже забываешь.