Темнее ночь перед рассветом

— Не обращайся к великим, найми бедных грешных. В конце концов, попроси меня. Или, думаешь, трагедия помутила мой разум?

— Боялся и заикаться, — бросился к нему Дьякушев и крепко стиснул в объятиях. — Я у тебя опять в долгу!

— Сочтёмся, — буркнул Парацельз.

— Не кори меня. Я опять проиграл, — каялся Дьякушев.

— Промахи обоих. Ты доверился слабаку, меня подкузьмили недоумки-ученики, спустя рукава относясь к делу. Но в Краснодаре бывало и хуже, а выкрутились. Соединим усилия. Кстати, ты решил проблему с моим выездом за границу?

Парацельз преображался на глазах, сонливость и гнетущая печаль с его лица исчезли, он приподнял очки над глазами и жёстко впился взглядом в собеседника.

— Вопрос отработан на должном уровне, — начал сморкаться в платок тот, закрывая пол-лица. — Меня не подведут. Не волнуйся. Утром на моём автомобиле едем в больницу, забираем Нику — врача я убедил — и докатим до столицы.

— Не тяжело ей будет?

— Нам выделят спецавтомобиль для её перевозки и сопровождающих врачей со всем необходимым оборудованием. В столице её разместят в кремлёвке, а уж оттуда спустя день-два — за бугор.

— А я?

— Тебе придётся перебираться с нашей делегацией через Польшу, ничего подходящего не придумать. Ну а оттуда — к немчуре, где и встретишься с Никой. Гансы в ортопедии — первые в Европе, да и в мире. Затем полечитесь в Карловых Варах, как она станет ходить. А там видно будет. Далеко загадывать нет смысла.

— Не близко ли нас размещаешь? Под носом у сыскарей…

— Чекистам вы не нужны, а милицейским ослам не до вас.

— Хорошо… — задумался Сигизмунд. — А сам что замышляешь?

— Большим ходом идёт подготовка к очередной Всесоюзной конференции. Девятнадцатой по счёту. Лигачёв раскочегарился — искры летят.

— Кого запалят в этот раз?

— Тут и гадать нечего. Обстановка нагнетается на этого выскочку Бориску. Ребята наши в замешательстве: в чью сторону кидаться? Ельцину вроде полный… леденец, а под Горбика ложиться тоже не все желают… Смутные времена наступают…

— Разберёмся. Я в столице буду, тоже к своим загляну. Просвещу, если что.

— Страшный год! У меня под носом крамола развелась. — Дьякушев сморкнулся, допил коньяк, налил ещё. — Прокурора области назначили — как молотом по голове, а его первый зам ещё хлеще.

— Ну насчёт Куртлебса своего не беспокойся. Мои ребята о нём позаботятся.

— Не опоздали бы…

— Осечки не будет. — Парацельз свёл лохматые брови. — А насчёт прокуроров я тебе совет дам.

Дьякушев заинтересованно заходил вокруг, хлебая коньяк из бокала.

— Помирись с обоими, — усмехнулся Парацельз. — Труда тебе это не составит. Пусть народ видит, что власть в одной руке с законом.

— Ну допустим. А дальше?

— Сам же говорил. Дальше загадывать пока не станем.

Истины не всегда делают нас свободными

В кабинете их было двое.

— Военному прокурору замолвить словечко? — Выслушав все тревоги Ковшова, Галицкий взялся за аппарат. — Мы с ним знакомы немного, думаю, моя просьба не помешает справедливо во всём разобраться.

— Спасибо, Аксентий Семёнович, не надо, — не отвёл глаз Данила от выразительного взгляда прокурора области.

— Подумай. Человек он, конечно, суровый, но в обиду не даст. Если что не так, заставит до сути дела добраться, сам знаешь, бюрократов и серости у нас хватает, железной метлой гоним, а они, как тараканы, из щелей лезут: и блатные, и готовые по чужим спинам лишь бы вверх!..

— Нет, — скрипнул зубами Ковшов.

— Изменилось многое в прокуратуре, а в Генеральной особенно, — отвернулся к окну Галицкий. — Баженова в отставку проводили, засобирались за ним и другие заслуженные бойцы. Все — участники Великой Отечественной, основатели наших славных традиций. Ты же знаешь, стоит подняться командиру — за ним вся его команда. А на их место — молодёжь. Хорошо, если сумели подготовить людей себе не хуже, но часто проскакивают верхогляды, карьеристы, а то и откровенная мразь. Попадётся в стадо одна паршивая овца, а мнение нехорошее у народа складывается обо всех, вот и рождаются пословицы: «Закон что дышло: куда развернули, то и вышло…» — Галицкий мрачно замкнулся, но скоро отошёл и постучал кулаком по крышке стола. — А знали бы люди, как мы боремся, как истребляем то самое дышло! Но не придаём гласности! Боимся лишний раз народу дрязги показать… Как же! Запрещено негодяев на вид ставить, мы же самое могучее, самое чистое государство всю жизнь строили. И построили!.. Треть республиканских прокуроров стронулись с мест, процентов двадцать пять областных и несметное число районников… На коллегии Генпрокурор до нашего сведения доводил. Перестройка, мать её!..

— Так это же настоящая гибель прокуратуры! — вскинулся Ковшов, забыв про собственную беду. — Повальное увольнение профессионалов. Можно сказать — выбивается золотое ядро, мозг прокуратуры!..

— Честь и совесть, — задумчиво добавил Галицкий.