Темнее ночь перед рассветом

— Скорее, они кто? Но лучше, если бы они оказались не ими, милейший Иван Данилович, — ласковей поправил его тот. — К тому же мне, похоже, просто пригрезилось. За бугром, знаете ли, каждая кошка чужая.

— Напугали вы меня, — отпустило и Дьякушева. — Для меня все эти тревоги начались ещё в столице. Здесь не отдыхал, а дёргался, как на иголках! Даже бессонница развилась. И тут вы с вашим ужасным сообщением о Кремле! Да ещё эти молодые люди, похожие друг на друга, как инкубаторские цыплята! Вспомнились московские напутствия. Какая-то, право, игра! Шпионом себя едва не почувствовал.

— Спокойнее, спокойнее, милейший Иван Данилович, — погладил его по руке Фишбах. — Надеюсь, слышали что-нибудь про геев?

— Про кого?

— Про голубых?

— Гадость какая! Неужели?

— Они, — качнул головой собеседник. — Нам как раз попалась счастливая парочка. Их здесь хватает.

— Мерзость! — ещё раз скривил губы Дьякушев.

— Как знать, — философски заметил приятель. — Не будем осуждать, не зная глубин.

— Какие глубины? Что вы говорите? — возмущался Дьякушев. — Баб им не хватает!

— Чувства человека многогранны и безграничны.

— Какие чувства! Вы серьёзно обо всех этих извращенцах?

— Не скрою, мне претит это, как и вам, но человек — свободное существо… И прекрасно, что он, хотя бы здесь, имеет право выбирать. До вас это дойдёт не скоро.

— Упаси Бог!

— Дойдёт, дойдёт, попомните моё слово. И мы с вами уже доживём до этих времён.

— Вас это, простите, просто забавляет… — нахмурился Дьякушев. — Вы заметно изменились. И не только внешне. Надеюсь, с Никой этого не произошло?

— А вас интересует её судьба? — криво усмехнулся Фишбах, не скрывая иронии.

— Ника никогда не была мне безразлична. И вам это прекрасно известно. Другое дело, как каждая красивая женщина, к сожалению, она имела склонность увлекаться поклонниками, не особенно разбираясь в их порядочности.

— Уймитесь, милейший Иван Данилович, — посуровел его собеседник, — не то я обижусь на вас.

— Покорно извиняюсь… Погорячился, — перебив его, заторопился Дьякушев. — Я, право, от избытка добрых к ней чувств…

— А если вас действительно интересует её судьба, то она сложилась прекрасно. Мне даже суждено было обрести покой и тепло под её крылом.

— Вот даже как?

— Да, да, милейший Иван Данилович, ещё в германской клинике во время реабилитации в неё безумно влюбился местный абориген.

— Врач?

— Немец, — улыбнулся Фишбах. — Мы решили, что правильным будет удовлетворить его пылкие мольбы, и Ника вышла за него замуж. У них родился ребёнок.

— Вот как? — только покачал головой Дьякушев.

— Довольно состоятельный и интеллигентный человек. Но ужасно ревнив.

— Ага!

— Это и привело к разводу. Но, как истинный джентльмен, он оставил Нике дом и достаточное содержание, правда, в обмен попросил ребёнка.

— Ребёнка?

— А что делать? Пришлось жертвовать. Впрочем, до сих пор он не забывает Нику и время от времени мы навещаем их, а я получил от него приглашение сотрудничать в совместном бизнесе.

— А что же с фамилией? — не удержался Дьякушев, его давно подмывало задать этот вопрос, но он никак не улавливал удобного момента.

— С фамилиями мы оба расстались давно. Ника взяла фамилию мужа, а я, глядя на неё и познакомившись на их свадебной вечеринке с прелестной одинокой особой, тоже тряхнул стариной.

— И приняли её фамилию? — не утерпел Дьякушев.

— Да, милейший Иван Данилович, — скупо взгрустнул Фишбах, — я теперь женатый человек, и сбережения Сары позволили мне стать достойным компаньоном бывшего зятя.

— Занятно…

— Вам занятно, милейший Иван Данилович, а ведь мы с Никой, оказавшись за границей, попали в тяжелейшую ситуацию. В Союз нам путь был заказан, как заказан до сих пор.

— Я ничего не знал!

— Как же? Неужели это прошло мимо вас? Не лукавьте, прошу вас.

— Отнюдь.

— И вы не знали от Сербицкого, что меня и дочь объявили в розыск?

— Вы меня просто ошарашили! За что?

— Ну как же, милейший Иван Данилович! У вас удивительно коротка память. А мои бедные мальчики, Арсенал и Хоббио, заживо сгоревшие в машине, ради спасения вашего знакомого степняка?

— Позвольте, но это была исключительно ваша инициатива! — попробовал возмутиться Дьякушев. — Насколько мне помнится, у вас там были и свои интересы. Вы согласились оказать помощь местным своим друзьям в устранении какого-то человека, способствовавшего освобождению из тюрьмы некоего хозяйственника. Я потом без вас не один месяц скандал гасил и расхлёбывался. Не уверен и сейчас, насколько до конца удалось это сделать.

— Вы потерпели фиаско, к сожалению, — сухо сказал Фишбах.

— Вам что-нибудь известно? — всерьёз забеспокоился Дьякушев. — Новый прокурор совершенно дикий человек. Галицкий ещё делал вид, что прислушивается к моим советам, а этот просто варвар! Печатью жонглирует, словно школьный учитель указкой, арестовывает одного хозяйственника за другим, не спрашивая ни моего мнения, ни разрешения.