Темное дело

— Значит, нам повезло. Где?

— Зачем тебе? — игриво спросил он.

— Мне надо знать.

Серафима по-своему отреагировала на намек — свела брови, а не включилась в игру, значит, ее настрой ориентирован на работу.

— Так… — произнес Никита. — В детстве вырезали аппендицит, но шрам мало заметен. На этом месте… — ткнул он пальцем в ягодицу, — да, где-то здесь родимое пятно величиной с ноготь большого пальца, немного вытянутое.

— Очень хорошо. А какого цвета?

Никита озадачился: вдруг у Серафимы патологическая страсть к разного рода изъянам на теле, в частности — на мужском? А с виду приличная.

— Темно-коричневое, — ответил он.

— Отлично. Сфотографируй пятно, к суду у меня должна быть фотография. А еще есть приметы?

Внезапно ему захотелось подразнить ее:

— Есть. Родинка. На… мм… пенисе. И ее сфотографировать?

— Да, — выдавила Сима.

— А как — общим планом или только часть?

— Как хочешь. — И подхватилась: — Мне пора.

Вот бедняга. Но забавная. Так и не сказала, зачем устроила допрос, выясняя скрытые особенности на его теле. Что-то тут тщательно завуалировано, вероятно, Серафима подбирается к нему, впрочем, это не новость, Никиту очень многие женщины хотят, да не все получают.

Отчего-то в машине она вжалась в дверцу, словно старалась максимально отдалиться от него. Интересно, а как Сима ведет себя, когда ее целуют? Он когда-нибудь проверит это лично, из тривиального любопытства, а сейчас Никита хотел услышать ответ на не менее интересующий его вопрос:

— Сима, почему ты в адвокатуру пошла? И вообще в юристы?

— Хм. Я поздний ребенок, единственный, а это наказание с испытанием, без родительской опеки нельзя было шагу ступить, не говоря о том, что я должна была заниматься тем, что они считали для меня полезным. Мне с детства приходилось отстаивать свои права, иногда отвоевывать. Но я не капризами маму с папой брала, хотя прошла и этот этап. А когда поняла, что мои капризы вызывают у них умиление, со мной сюсюкали больше обычного, но толку никакого, стала находить аргументы, тогда они шли навстречу. И хвастали. Всем подряд. Какая, мол, у них умная дочь, рассуждает как взрослая. А моя взрослость была обусловлена их отношением ко мне как к чему-то забавному и очень дорогому. Они приобрели игрушку и играли в маму-папу, а я была одинока с ними. В общем, привыкла вступаться сначала за себя, потом за других, вот и все. А почему ты спросил?

— Мне кажется, тебе больше подошла бы спокойная работа.

— А ты, как мои родители, за меня решаешь.

— Нет-нет, просто я высказал мнение на основе своих наблюдений, а решать, конечно, тебе.

— Для себя я давно все решила. Не забудь завтра получить результат генетической экспертизы и с ним — ко мне. Спасибо за доставку.

М-да, диковатая девочка, создала некий мир из сложностей и копается в нем с маниакальным упорством. Но, может, у него что-то сдвинуто в мозгах, а он об этом не подозревает? В таком случае в ее глазах он выглядит ненормальным. У-у-у, какая сложная тема… Попробуй разберись — кто есть кто. Наверное, весь мир состоит из сдвинутых, поэтому согласия нигде нет, а, по идее, должно было бы быть, если бы планету населяли разумные существа.

Надежда — вдребезги. Обе экспертизы дали положительный результат для Яны, но не для него. Это был удар — мощный, болезненный, ведь уверенный в себе человек живет ожиданием, что ошибка случается один раз, потом она исправляется и гора сваливается с плеч. Гора потяжелела, нет, с этим невозможно мириться, да и нельзя. Нельзя позволить сволочи торжествовать победу, иначе размножение сволочей зашкалит, в таком мире опасно станет жить. А какое страстное желание появилось удавить Яну, желание стало идеей фикс, даже тюрьма не пугала. Никита представлял, как хватает ее за горло и сжимает пальцы, она хрипит — а он сжимает, она в судорогах бьется — а он давит и давит, она мертва — а он не разжимает пальцев.

— Собственно, мы были готовы, — сказала явно разочарованная Серафима, наблюдая, как Никита в бешенстве ходил из угла в угол.

— Но ведь нет ста процентов! — раскричался он.

— Четыре девятки как раз и подтверждают, что отец ты. Сто процентов ставят при отрицательном результате, 99,99 — когда отцовство не вызывает сомнений, выше показателей не бывает. Вероятно, эту малюсенькую одну сотую процента оставляют на случайное совпадение.

Ему позвонили, Никита, не взглянув на дисплей, приставил к уху трубку, это оказалась мама:

— Сынок, ну теперь ты не будешь упорствовать? Это же твой сын и наш внук, как порядочный человек, ты должен участвовать в его…

Ничего не сказал матери, отключился, а громкий скрип зубами вызвал в Серафиме любопытство:

— Кто звонил?

— Мать. Она верит Янке и этим бумажкам. А мне — нет!

— Ладно, не страдай, завтра пустим в ход гадские-адвокатские приемы.

— Кассиршу так и не нашли?

— Пока пусто, — ответила Серафима. — Не бойся, я не забыла про нее.

В состоянии полного раздрая остаток дня он кое-как отработал, даже Герман, углубленный в свои переживания, угрюмый и злой, значит, с Лялькой мир не налажен, подметил:

— Ты совсем скис. Что, плохи дела?

— Хреновые, — признался Никита.