Темное дитя

Я давно перестала вслушиваться в разговор, потеряв всякую надежду что-то понять, когда кто-то рядом произнес, обращаясь к собеседнику:

– Ну ты ж знаешь, «вкус рыбы, выловленной в Акко, не тот, что у рыбы, выловленной в Испании».

Сказанное вряд ли относилось к реальной рыбе, поскольку блюдо с фаршированным карпом уже унесли и все давно перешли к жаркому.

– В Испании рыба лучше! – выпалила вдруг Тёма.

Мужчины за столом смолкли и уставились на нее, точно она произнесла кодовое слово. Один лишь рав втихомолку посмеивался в усы.

– Откуда ты знаешь? Ты что, была в Испании? – спросил он у Тёмы.

– Нет. Просто это там, на странице, ниже, мелкими буквами.

– Это папа тебя учил?

– Нет, почему папа? Я сама прочитала.

– Вот просто взяла книгу и прочитала? А кто тебе объяснял шрифт Раши?

– Никто. Но я же знаю буквы! Я все-все буквы знаю!

– Не лги! – резко оборвала ее какая-то женщина. – Никто не может знать всех букв! Ты хоть знаешь, сколько на свете букв? А сколько языков?

Во взгляде, которым сверлила женщина Тёму, была такая ненависть, что я содрогнулась. Как можно смотреть такими глазами на ребенка?!

– Не привязывайтесь к девочке, – вмешалась Геня. – Откуда ей знать такие вещи? Она маленькая. Тёма, какая ж ты умница! Сама нашла, сама прочитала. Вот бы и все дети так! А ты что ж ничего не кушаешь? Хочешь яблочко или персик? Скажи только, я тебе помою.

– Я домой хочу, – прошептала Тёма так тихо, что ее услышала только я.

В прихожей рав, отведя меня в сторонку, посоветовал поискать для Тёмки учителя музыки. Или математики, все равно. Пусть учит что-нибудь сложное. Что-нибудь, что ее отвлечет.

– Она у вас умница. Могла б, конечно, далеко пойти. Но… во-первых, девочка. А во-вторых, в ее случае это не полезно. Как часто она этим занимается?

– Чем?! – Я, честно говоря, вообще не понимала, в чем дело.

– Ну, Тору учит, святые книги. Судите сами, девочка процитировала комментарий из «Сифтей хахамим». Процитировала к месту и с пониманием. Ей нет еще восьми лет. Даже мальчики в хедерах не учат «Микраот гдолот» в этом возрасте, по крайней мере, в нашем не учат. Я б еще понял, если бы у нее была возможность услышать это от кого-то из старших. Но в вашем случае…

– Окей, поняла. А чем это плохо? Зачем ее от этого отвлекать?

– Понимаете, будем говорить откровенно. Насколько я знаю, на бесов это оказывает слишком сильное воздействие. У них возникает что-то вроде привыкания, прямо как к наркотикам, и потом они уж без этого не могут.

– Не самый худший вид наркомании, на мой взгляд, – улыбнулась я. Но рав, похоже, моего веселья не разделял. – Но Тёма ведь полубес. И простите, мне вовсе не кажется, что она так уж много читает.

– Но, может быть, не сразу, со временем…

– Хорошо. Спасибо, что предупредили. Я обязательно прослежу. И насчет музыки подумаю. И спасибо, что пригласили нас! Нам с Тёмой у вас очень понравилось.

– Нам с Геней тоже было очень приятно видеть вас у себя. Когда-нибудь мы это обязательно повторим. Надо только, чтоб гостей было поменьше, а то, я вижу, сегодня Тёма устала. По субботам у нас, честно говоря, вечное столпотворение.

Мне тоже казалось, что от всех впечатлений Тёмка уже на последнем издыхании. Но я ошибалась. Не успели мы выйти, как она птичкой взлетела на ближайшую крышу, почистила перышки (избавившись при этом от ненавистных резинок) и всю дорогу летела вровень с моим плечом, весела щебеча.

* * *

Пристальные наблюдения доказали, что Тёма и вправду вытаскивает иногда том-другой из шкафа, кладет на стол, раскрывает в каких-то, на мой взгляд, случайных местах, прочитывает одну-две страницы, закрывает и ставит обратно.

Однажды, войдя в комнату, я увидела у нее в руках папин тфиллин. Размотав ремешки, Тёма буквально зарылась в них лицом. Что она с ними делает? Ест? Облизывает?

– Я их нюхаю, – ответила Тёма на мой вопрос без тени улыбки. – Понимаешь, они пахнут папой. Вот, попробуй сама!

Я добросовестно втянула воздух ноздрями. По мне, так пахло старой кожей и больше ничем.

Впрочем, Тёме виднее.

Настал конец декабря. На соседских окнах отпылали ханукии. Но приближение Нового года в Иерусалиме не ощущалось никак. Говорят, в Тель-Авиве и кое-где в Гуш-Дане на площадях ставят елки. В инете я видела фотки волшебно украшенных к Рождеству Назарета и Вифлеема. Но Назарет далеко, а Вифлеем хоть и близко, но за красной чертой, так что по-любому туда не попасть.

Тридцать первого с неба по-прежнему падал унылый дождик. Мы с Данькой и его новой девушкой дошли до угла и наломали веток с ливанского кедра. Украсили их привезенной из Тель-Авива мишурой, двумя стеклянными шариками и пошли на кухню резать оливье, или «русский салат» по-здешнему, с еще двумя приглашенными девушками. Девушки все были местные, сабры. Они хихикали, на разные лады коверкая слово «новигод».

– А что, правда, у вас, у русских, кроме новигода, нет больше других праздников? Бедные, как же вы там жили, без праздников?!