Темное наследие I. Там, на неведомых дорожках…

Это было большим обломом, ведь из этого количества протовещества я мог создать новый сверхнавороченный, сверхсовременный, сверхэффективный модуль для боевого тела, и меня теперь буквально давила жаба. Вот он — опыт, сын ошибок трудных, на какие жертвы приходится идти ради него и науки. Может этот нож волшебный? Зачарован на облом…

ТОМ II: 47. Суряные демоны

Русалки приснились мне на девятый день, довольно-таки долгие «роды», как по мне. Соскучился, хотя вроде бы и скучать все это время не приходилось.

Очнулся на я вершине, заросшей лесом горки. Забавно, похоже у меня образовалась дыра в терминологии. Уход из яви в сон называется засыпанием, а осознание себя в яви после сна — пробуждение. А вот термина для ухода из сна в явь не было, как и термина для осознания себя во сне. Возможно следует использовать те же термины, то есть засыпание — это и уход из яви в сон, и осознание себя во сне, а пробуждение это и осознание себя в яви после сна, и уход из сна в явь. Тогда, следуя этой терминологии, я заснул на заросшей лесом горке.

Это место оказалось оформлено в новом, довольно непривычном стиле. Если попытаться охарактеризовать всё, что кардинально изменилось и добавилось одним единственным ёмким словом, то я выбрал бы слово «огонь». Во-первых, стоял закат и яркие огненные небеса заливали округу теплым оранжевым светом. Во-вторых, посреди этой локации полыхало огромное кострище, причем не простым огнем, а тем самым жар-цветным пламенем, которым светился цветок папоротника: неспешным, глубоким, оранжевым, с переливами внутри, бликующим, словно поверхность воды. Красотища! Вот бы через него с голенькими русалками попрыгать…

Но вот тут-то меня и ждал облом — русалки, впервые за все время нашего знакомства, оказались одетыми! На них были красивые длинные сарафаны из белой ткани, украшенные цветами и расшитые драгоценными каменьями. Рукава у сарафанов были отложные; у Дубравки белый цвет переходил в зеленый, а у Лалы — в голубой. Волосы моих возлюбленных были распущены и увенчаны настолько увесистыми и объемными венками, что я опасался, как бы их изящные шейки не подломились под этой махиной…

— Гой-еси добры девицы, — не удержался я, на что русалки захихикали, — дело пытаете или от дела лытаете?

— Так-то это мы спрашивать должны, — с напускной обидой заметила Дубравка.

— Кто успел тот и смел, — парировал я, а затем похвалил: — Классные наряды, а я что, опять голый?

— Выдать тебе сарафан? — с готовностью предложила Лала.

— Да не, меня подруги не поймут если в таком увидят, — открестился я.

— Может тогда тебе сурицу выдать? — поинтересовалась Дубрава.

— А, давай, — махнул я рукой, и сбросив рукой с головы несуществующую шапку на землю добавил: — говори Москва, разговаривай Рассея!..

— Экий ты шустрый, дай ему, — возмутилась Лала, — иди да возьми!

— Если сможешь, — добавила Дубравка.

— Так, а где? — поинтересовался я, надеясь, что ответят они не в рифму.

— Позади! — хором возвестили русалка.

Я резко повернулся, уже в самом начале поворота начиная замечать, как пространство вокруг меняется. Длинное, быстрое, слегка смазанное движение, словно меняется кадр на слайдере, и вуаля: только что был лес и вечер и вот уже день и пустыня!

Разворот назад перенес меня в другую локацию, или правильнее сказать повернул в другую локацию? Причем движение, которым я обернулся было не обычным; поворачиваясь я словно уже знал, что там увижу. Такое ощущение словно кто-то знакомый окрикнул со спины, и я повернулся к нему, уже зная кого именно увижу. Ради эксперимента я повертелся на месте, и в право и влево, но никуда не переместился. После этого сосредоточился, представил, что за спиной у меня горит костер и стоят две русалки, постарался себя в этом убедить, поверить, и только после этого начал поворачиваться, ощущая как мир вокруг смазывается и меняется.

Разворот я завершать не стал, поскольку сперва надо завершить все квесты в этой локации, но то чувство, с которым протекал процесс я запомнил, пригодится.

Здесь царила бескрайная пустыня и какой-то «вечный» полдень. С удивлением я осознал, что мне жарко и я начинаю потеть. Наличие пота наводило на крамольную мысль — а во сне ли я еще? Однако при этом все основные атрибуты сна присутствовали — отсутствие одежды, отсутствие связи с зарядом огня, отсутствие ульты.

Передо мною возвышался огромный черно-лилово-красный зиккурат. Это такие ступенчатые пирамиды. Ну или что-то очень похожее на зиккурат. Высотой он был метров в пятьсот, и, наверное, столько же в основании. Верхний ярус был гораздо уже нижнего. Там на вершине время от времени вспыхивало разноцветное свечение, словно отблески радужного огня. В зиккурат вели высокие шестиметровые ворота, с плотно закрытыми створками.