Темное пламя. Дети Проклятия (СИ)

Дей сжимает руку моей госпожи. Рана, которую Алиенна нанесла себе, спасая птицу, неглубока, но плохо проходит, как все магические раны. Кровь бежит сквозь повязку и пальцы волчьего принца. Ноздри его трепещут. Алиенна не вырывается, она кладет другую кисть поверх его, смотрит непонимающе. Она тревожится не за себя — за своего Дея!

Волчонок, приди же в себя! Должно хватить и колец!

Он прикрывает веки, почти успокаивается, и я так надеюсь… Но потом ощутимо накатывает вторая волна огня: ревности, злости и бешеного желания, сжигая свежевыстроенную им плотину, Дей открывает глаза, и в них бьется невыносимо яркое пламя. Я не знаю, что сможет остановить его теперь.

— Дей! Ты пожалеешь, — ужасается своему пониманию моя госпожа. — Дей, не надо, не сейчас, Дей, прошу тебя, нет!..

Девочка, ты создана, чтобы любить и чтобы тебя любили. Ты смогла бы оживить наш угасающий мир. Желание Дея — что угодно, но только не любовь. Почему его пламя настолько темно?

А ты! Что ты делаешь, глупый мальчишка?! Ты торопишься, боясь лишиться ее. Приобретешь… И потеряешь навсегда. А ведь кольца сомкнулись на ваших пальцах!

Моя королева создана для тебя, создана землей и небом нашего мира!

Девочка моя, найдешь ли ты силы сохранить хоть каплю добра и света?

Или луч надежды погас навсегда?

Я не умею плакать. Но, чтобы пожалеть о несбывшемся и оплакать конец этого мира, достанет одной золотой слезинки.

Хотя… рано печалиться.

Что происходит? Гроза за окном бушует еще яростней, еще свирепей, вот только молний больше нет.

Девочка не сопротивляется — без толку, когда Дей такой, не вскрикивает от острой боли, пронзающей ушибленный локоть, когда он толкает ее на постель. От волков убегать — только хуже. Она просто смотрит с отчаянной верой в прежнего Дея. Не выдерживая ее взгляда, он опускает голову. Прикусывает кожу на обнаженном плече, словно оставляя метку. Волки ничего не отдают, никогда. Но этот волк, опять ломая себя, шумно выдыхает, скалится… и отстраняется. Он готов уйти навсегда — преданным, оскорбленным, обманутым… Он готов пойти против отца, против всего мира! Но вот взять любимую против воли — не готов, даже яростно и безумно желая.

— Ух-ходи, Лили, — тяжело выдыхает волк и отворачивается, боясь не совладать с собой.

Девочка ощущает весь ужас потери любви и счастья, его бездонное, беззвездное одиночество. Произносит тихо, очень-очень тихо, позабыв о собственных страхах и боли:

— Нет, Дей. Я люблю тебя…

Слова слетают с ее губ с золотистым шорохом, и все меняется. Волк разворачивается к Лили, вглядывается в чистые солнечные глаза.

Вконец отчаявшийся Дей, который слушал, но не слышал ее весь этот вечер и почти потерял, начавший ненавидеть себя и весь этот мир, ощущает и принимает ее слова, звучащие музыкой неба и солнца, вселенской гармонией, объединяющей несовместимое. Музыкой старой, но прекрасной и вечно молодой, ведь влюбленные каждый раз произносят их заново.

— Я люблю тебя, Дей!

И наконец слышит ее, верит ей, впитывает это ее признание всей своей волчьей душой. Ревность и боль, злость и ненависть тают в солнечном сиянии, оставляя лишь чистую любовь.

Его поцелуи все так же неистовы, но и нежны, каждый звучит как вопрос: правда, правда, правда? И когда моя госпожа сама подается ему навстречу, притягивает его голову и шепчет счастливо: «Да, глупый мой волк, да, да!», грозу за окном прогоняет радуга.

Примечания:

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Том II.

Глава 1. Звон колокольчиков (том 2)

Жена волка натягивает повыше меховое одеяло, ловя ускользающее тепло, щурится и ахает от внимательного взгляда еще одной пары желтых глаз.

Вьюнки уплотняют свой полог, дотягиваясь до Дея и толкая его в спину.

— Он… Был тут всю ночь?!

Был, как и я. Хорошо, что ты про меня не вспомнила. Мой гребешок то поднимался, то опускался вплоть до самого утра.

— Грей! — рявкает Дей полусонно и сладко потягивается. Хватает в охапку мою госпожу и щекотно отвечает в ухо: — Я уверен, он отвора-а-ачивался!

Моя госпожа пунцовеет летним утром, приходящим на смену знойной ночи, а Дей, высунув голову из-под одеяла, спрашивает очень серьезно:

— Правда ведь? Ты отворачивался, поросенок?

Благородный пес оскорблен в лучших чувствах, и я его понимаю. Косится недовольно, хотя чувствует, что хозяин счастлив.

— Иди уже!

Грей с ворчанием кладет голову на пол. На его черный нос садится невесть откуда взявшаяся бабочка, желтая, как цветок вьюнка, и тут же слетает. Пес явно не хотел никуда уходить, но все же встает, продирается через заросли, опутавшие проход и часть спальни, и скрывается в коридоре.

Дей ворочается, щупает что-то за спиной, вытаскивает такую же плеть вьюнка из-под себя, отбрасывает подальше.

— Ты заняла всю мою спальню! Нашу спальню, Лил-л-ли…

Кажется, моя госпожа, мы попали в руки не волку, а удаву! Дей обнимает так, что прикасается сразу везде, но моя госпожа согласна на такой плен. Вьюнки шуршат, отрастая махом еще на полфута.