Перед самым рассветом торговец Гослин оторвался от книги, услышав жуткий грохот внизу. Кто-то настойчиво стучался в двери его лавки, скорее всего — даже ногой. Неслыханная наглость, которую вряд ли следовало поощрять. Поэтому Гослин лишь откинулся в кресле, раздражённо потирая ноющие от боли виски и размышляя о том, как откажется вести любые дела с таким нахалом. Стук прекратился через пару минут. Но потом грянул вновь, да такой силы, что Гослин чуть не выронил книгу от неожиданности. И даже подумал впервые, что давненько ему стоило завести какого-нибудь здоровяка-охранника на случай таких вот сумасшедших клиентов. Раньше он полагался на мысль, что никто в городе не пожелает иметь его во врагах. Но лучше было подстраховаться. В следующий раз.
А сейчас он наконец-то поднялся из кресла, всерьёз опасаясь, что утром придётся заняться починкой двери. Споткнулся и чуть не кубарем скатился с лестницы, разжёг лампу и сунулся к окошку. За грязным стеклом маячило нечто чёрное и громоздкое.
— Пошёл прочь! — заорал ему Гослин.
Тёмная фигура качнулась вперёд, и дверь вновь содрогнулась от удара. В воздухе заклубилась пыль.
— Катись отсюдова, висельник! — потребовал Гослин и пригрозил: — Я вооружён!
— А я нет! Открывай, нужна помощь, — раздался из-за окна хриплый голос. — Я от ведьмы Альмасины.
Услышав это имя, Гослин вздрогнул, судорожно прикидывая, как бы избежать встречи со странным посланником за дверью и не получить из-за этого каких-то нехороших последствий.
Что дело серьёзно он понял сразу, ещё когда накануне в лавку заявилась городская стража и стала задавать вопросы о торговых делах. Крайне нехорошие вопросы, касающиеся некоторых крайне важных клиентов. Гослин оказался между двумя огнями. Ему не хотелось лгать посланникам власти. Но в то же время он отлично осознавал, что может сотворить часть его клиентов с ним самим, если станет известно, что он выдал их дела третьим лицам. Гослин умел хранить по-настоящему важные секреты. И ему даже не пришлось извращать факты или сочинять что-то. Просто он назвал не два имени покупателей, а всего одно. А теперь… ему просто начало казаться, что стоило придумать что-то посложнее.
— Открываешь? Я могу и дверь сломать.
Какой неподходящий момент! Что ему стоило заявиться днём? Сейчас, наверное, вопли у крыльца слышат даже соседи на другом конце улицы.
Гослин отодвинул засов, и дверь распахнулась от пинка снаружи. Пахнуло едкой гарью и кровью. Незнакомец шагнул через порог, и Гослин в ужасе понял, почему его очертания за окном выглядели такими массивными. Мужчина, явно с трудом держащийся на ногах, нёс закинутую на плечо женщину в чёрном платье, заботливо обёрнутую лоскутным одеялом. Хуже того — в свете лампы стало видно, что на поясе у гостя висит меч с хорошо знакомым гербом городской стражи на рукояти. Лица было не разглядеть за грязными волосами, но почему-то Гослин сразу понял, что вряд ли так может выглядеть настоящий носитель оружия законника. Мгновение ушло на обдумывание положения — не стоит ли закрыть дверь снаружи и кинуться за стражей? Но Гослин посмотрел на незнакомца и подумал, что не стал бы состязаться с ним в беге.
— Ты сказал, что не вооружён!
— Дверь закрой, — приказал гость.
Тон голоса был таким, что Гослин без всяких раздумий быстро задвинул засов трясущимися руками и прикрыл окно занавеской. За его спиной мужчина одним движением смёл с прилавка весь хлам. Женщина в одеяле застонала, когда её неловко перехватили на руки и опустили на полированную столешницу. Одеяло развернулось, Гослин узнал ведьму Альмасину, собственной персоной.
— Доброе утро, мистер, — тихо сказала она, пытаясь подняться на локте, но тут же зашипела от боли, прижимая ладонь к разорванному и пропитавшемуся кровью корсету платья.
Гослин и рад был бы ответить, но от страха язык прилип к нёбу.
«Вляпался, как есть — вляпался!» — забилась в голове заполошная мысль, пока гость, не спрашивая разрешения, нетвёрдым шагом нырнул вглубь лавки. Было слышно, как скрипят половицы, открываются двери, что-то стучит и грохочет. У Гослина почему-то не было никакого желания возмутиться тем, что в его доме наводят беспорядок.
Ведьма кое-как приподнялась, опираясь на руку, села. Лицо у неё было белое, как у покойницы. Как раз над головой у неё в тусклом свете виднелся оскаленный череп проклятого кабана.
— Что происходит, Гослин? — спросила ведьма.
— Не знаю, — честно ответил он. — Я ничегошеньки не знаю.
— Вот как? Эревард Орл Прим мёртв, и кто-то с чего-то решил, что виновато моё зелье. К тебе приходила стража? Задавали вопросы?
— Я ничего не знаю!
— Тогда чего так боишься?