Таня поерзала на стуле, вздохнула так, будто что-то собиралась сказать, да все не решалась. Потом все же проговорила тихо:
– Ты это, Леш… Ты не стесняйся, поправляй меня почаще, ладно?
– Да ну… – смущенно отмахнулся он, глядя в сторону. – Я ведь не хотел, случайно как-то вышло… Да мне и все равно, в общем…
– Ну почему же – все равно? Я ведь прошу… И я тебе благодарна за это. Понимаешь, мне очень надо, чтобы… Чтобы…
Он с интересом глянул на нее, переспросил удивленно:
– Чтобы что, Тань?
– Ну… Я ж понимаю, что я такая… Вроде как дура неотесанная. Уж сколько времени в городе живу, а все никак обтесаться не могу. Понимаю, что надо было с детства собой заниматься, книжки читать… Да только ведь ребенок сам не может собой заниматься, правда? А я росла как чертополох в огороде, никому не нужна была. Да я даже в школу почти не ходила, так уж получилось! Разве я в этом виновата, Леш?
– Нет… Нет, конечно. Да разве тебя обвиняю в чем, Тань? Ну, поправил немного… Чисто автоматически… Я ж тебе говорю – вовсе не хотел, случайно так вышло.
– Да ладно, я понимаю… И понимаю, что до Леси мне далеко… Она такая тонкая вся, такая воспитанная, такая начитанная, так много стихов знает… Но я тоже стараюсь, между прочим! Развиваю сама себя! И книжки читаю, и стихи учу! Я уже много стихов знаю, да!
– И какие же ты стихи знаешь? – с нарочитым интересом спросил Лешик, улыбаясь.
– Ну… Я сейчас Пушкина учу… Этого, как его… «Евгения Онегина», вот!
– «Мой дядя самых честных правил? Когда не в шутку занемог»? – с улыбкой продекламировал Лешик.
– Да, да! Ты тоже эти стихи знаешь, правда?
– Нет, я не знаю. Я в школе за «Евгения Онегина» двойку получил.
– Ты? Двойку? Да не может быть… Ты же такой… Такой…
Таня замолчала, смотрела на него с недоверием. Потом спросила тихо:
– Смеешься надо мной, да?
– Ну что ты, ничуть… Почему я должен над тобой смеяться? Как я могу смеяться, если ты нам с Лизой так помогаешь? Ты хороший и верный друг, Тань… А над друзьями не смеются, их за помощь благодарят… И я тебе очень благодарен, Тань, правда.
– Ой, Леш, как ты сейчас хорошо сказал… Я прям заплачу сейчас…
Она так широко улыбнулась и даже подалась слегка вперед всем корпусом, что ему стало неловко. И почему-то жаль ее стало. Такая простая и добрая душа, так искренна в своих порывах…
И тут же подумал – порывах чего? И не стал дальше развивать эту мысль. Отмахнулся внутренне. Какая разница, в общем…
Повернул голову, поискал глазами Лизу. Махнул ей рукой, и Лиза махнула ему в ответ, улыбнувшись. Таня проговорила тихо:
– Какая она хорошенькая, не могу… Так и зацеловала бы ее всю, ей-богу… Очень люблю нашу Лизочку, очень…
– Да, она тебя тоже любит, Тань. Рядом с тобой расцветает просто! – задумчиво проговорил Лешик. – Ты по природе своей замечательная мать, видимо…
– Да ладно! Скажешь тоже. Просто я с рождения с ней вожусь, попривыкли мы друг к другу, водой не разлить!
– Ну да, ну да…
– Леш… А можно тебя спросить?
– Спрашивай…
– А ты чего грустный такой? Будто гложет тебя что-то, я давно заметила.
– Да, Тань… Есть такое, ты права. Представляешь, Леська пропала…
– Как это – пропала? Трубку не берет, что ли?
– Ну да…
– Ой, да не беспокойся, ты же ее знаешь… Просто забыла позвонить, вот и все. Купается, загорает, отдыхает. Видно, не до нас ей… Нашей красивой рыбке хорошо там, на море…
– Как ты сказала? Нашей рыбке хорошо там? – грустно переспросил Лешик и замолчал, глядя прямо перед собой. Потом вдруг продолжил тихо: – Ты знаешь, Тань, мне иногда кажется, что я и в самом деле живу рядом с рыбой… Красивой, золотой, но – рыбой! Вроде вот она, в руках держишь – совсем уже твоя! А потом она встрепенется чуть-чуть, и нет ее, и выскользнула незаметно, только хвост в воде мелькнул тоненькой вуалью…
Он снова замолчал на полуслове, сам удивляясь, чего это вдруг пустился в такие откровения. Таня сидела, замерев, слушала его очень внимательно, словно боялась спугнуть. Потом проговорила осторожно, будто прощупывала почву под ногами:
– Леш… Я вот не понимаю… А чего это она улетела вдруг? Странно даже… Могла бы хоть Лизу с собой взять… Взяла и собралась в один день, как так-то?
– Ну, собралась и собралась… Что в этом такого особенного? Я ж ее на привязи не держу… Да я и сам настоял на том, чтобы она отдыхать уехала.
– А зачем ты настоял?
– Мне показалось, она очень усталой выглядит последнее время.
– Да от чего она устала-то?
– Не знаю, Тань. Мается она чем-то, а сказать не может. Я же вижу… Разлюбила меня, наверное.
– Ой, Леш, не знаю… Не знаю, что тебе и сказать на это. Но если хочешь знать мое мнение… Уж прости, но я скажу тебе то, что думаю… Чтоб разлюбить, для начала просто полюбить не мешает! А она…
– Не надо, Тань. Прекрати. Прошу тебя, не надо. Мне и так больно. Закончим этот дурацкий разговор, Тань!
– Леш, прости. Прости, больше не буду. И ты тоже не переживай, не думай о плохом… Ну что теперь делать? Ничего не поделаешь, терпи… Такая вот она, Леська… Кровь у нее холодная, рыбья. И сердце холодное, любить не умеет. Да ведь у рыбы вообще, наверное, и сердца-то нет!
– Тань, прекрати, пожалуйста! Я же просил!