Единственное на острове строение, большой каменный сельский дом архаичной архитектуры двадцатого века, вздымался на фоне зловещего, иссиня-черного неба. Скрюченные, исхлестанные ветром деревья, искореженные, словно калеки, стучали покрытыми листвой пальцами в грязные, пыльные окна. И лишь маленький, подстриженный в форме ракеты газон, ухоженный и блестящий на заросшей сорняками лужайке, вносил в окружающую обстановку новую, современную нотку.
В доме четверо мужчин с переносной радиевой лампой с явным любопытством осматривали покрытые пылью книжные полки, старую деревянную мебель и гнилые бархатные драпировки.
— Ну что за очаровательное местечко, — сказал Бронсон, чернобородый физик, с отвращением глядя вокруг. — Теперь, когда мы все здесь, Веттнер, может, вы будете так любезны объяснить, что все это значит?
Профессор Веттнер, худой, хрупкий, с белыми волосами, покачал головой.
— Осталось еще десять минут, — заявил он, взглянув на часы.
— Еще десять минут! — доктор Фром, главный химик концерна «Международное ракетостроение» сделал рукой плавный, напыщенный жест. — Как это драматично, а, Кросс?
Джон Кросс, загорелый молодой врач, только пожал плечами.
— Как ученые, вы должны понять, что для этого есть причины, — пробормотал он. — Мое любопытство выдержит еще десять минут.
— Спасибо, Кросс. — Профессор Веттнер слегка наклонил голову.
— Признаю, господа, что мне пришлось прибегнуть к мистификации, чтобы заманить на этот пустынный островок трех лидеров из разных областей науки. Вы согласились сопровождать меня из уважения к моему положению как директора «Национального исследовательского фонда», и я обещаю, что вы не будете разочарованы.
— Но разве вы не можете хотя бы намекнуть нам на разгадку, — проворчал Фром, — чтобы, когда настанет великий момент, — в его голосе послышались саркастические нотки, — мы были подготовлены?
ПРОФЕССОР BETTHEP достал из кармана какой-то конверт, пожелтевший и хрупкий от времени.
— Мы здесь, чтобы исполнить договор, заключенный «Национальным фондом» этой ночью ровно триста лет назад. Кто-нибудь из вас помнит имя Алексиса Коура?
— Коур? — повторил Бронсон, подергав себя за бороду. — Это не тот ли человек, который утверждал, что открыл материю электрона?
Веттнер медленно кивнул.
— Гм, — хмыкнул Джон Кросс. — Говорят, он сошел с ума, потому что никто ему не поверил.
Веттнер снова кивнул.
— Двадцать первого ноября 1940 года Коур появился в администрации «Фонда», взволнованный, но в полном рассудке, и вручил исполнительному комитету этот конверт. Его нужно вскрыть, пояснил он, в библиотеке моего дома в девять вечера двадцатого ноября 2240 года. Кроме того, он передал комитету документы на владение этим островком при условии, что ни один человек не ступит на него в течение трехсот лет. Чтобы покрыть все расходы, он передал также доверенность на большую сумму денег, из которой «Фонд» должен был платить налоги, брать средства на обслуживание и тому подобное. Спустя шесть месяцев Коура нашли бродящим по улицам Чикаго, он что-то бессвязно бормотал про «убийство» и «жалкое существование». Он был совершенно безумен. Ему казалось, что он совершил какое-то ужасное преступление, и он умер, так ничего и не прояснив. «Фонд» действовал согласно договору с Коуром. Деньги позволили нам постоянно держать там у берега лодку с наблюдателями, чтобы никто не проник на остров. И сегодня вечером мы первые за последние триста лет вошли в этот дом.
Когда Веттнер замолчал, тишина повисла в покрытой паутиной комнате. Шторм за окном, казалось, удвоил ярость. Дождь пополам с градом бил в окна, ветер выл, как разъяренный вервольф, и весь дом под его ударами стонал, взывая к милосердию. Веттнер глядел на часы. В воздухе, казалось, повисло предчувствие какой-то угрозы. Внезапно Веттнер выпрямился и с громким щелчком закрыл крышку карманных часов.
— Девять часов, — торжественно объявил он.
Затем дрожащими пальцами он распечатал конверт. Все трое нетерпеливо подались к нему, глядя на тонкое, аскетическое лицо Веттнера.
— Ученым будущего, — прочитал тот. — Я передаю вам великое изобретение, совершенное при помощи великого преступления. Бог никогда не простит меня, потому что моя дочь Анна навсегда рассталась с человеком, которого любила. Поверьте, все, что я сделал, я совершил во имя науки. Чтобы попасть в мою лабораторию, нажмите гвоздик, на котором висит портрет Анны. Там вы можете увидеть мой труд и, соответственно, судить меня. Алексис Коур.
— Ха! — фыркнул Фром. — Бред сумасшедшего! Я...
— Вы всегда были скептиком, Фром, — усмехнулся Джон Крое — Подозреваю, что именно это и сделало вас великим химиком.
ПРИСТАЛЬНЫМ ВЗГЛЯДОМ Бронсон обвел библиотеку. Пять картин, висящих на стенах, были ландшафтами. А шестая, портрет молодой, темноволосой девушки, наверняка являлся изображением Анны Коур. С сомнением улыбаясь, Бронсон снял его со стены и нажал гвоздь.
Скрип ржавых петель был слышен даже сквозь рев шторма. Стенная панель медленно раскрылась внутрь, освобождая темный проход.
Профессор Веттнер схватил тяжелую переноску и устремился к проходу.