Темногорье

Дмитрий Иванович или, как его звали друзья еще со школы, Хирург, злился — Аня снова завела разговор о детях. Мол, ей давно не шестнадцать, подруги все замужем и родили по второму ребенку, а она все ждет, когда он созреет. Сдалось ей это замужество и дети! Ну не готов он и не хочет. Может, и не решится никогда. Так хорошо жили, и вот получите — придется расстаться, видимо. Хирург резко встал из-за стола, оставив недоеденным ужин, аппетит совсем пропал. Аня осталась на кухне, с шумом убирая посуду, — так она выражала недовольство. Потом придет в комнату, сядет на край дивана и уставится выжидающе. А он начнет беситься, что она, как все бабы. А ведь так замечательно все начиналось.

В больницу ее привезли на скорой с приступом аппендицита. Саму операцию, как и Аню, Хирург не помнил — в тот день в операционной пациенты шли сплошным конвейером. К концу смены он и собственное имя бы не произнес. А утром, когда хочется только одного — свалиться и заснуть — обход палат. Вот тут-то он и разглядел Аню. Она лежала возле окна и вроде бы дремала. Но когда подошел, она посмотрела на него, и Хирурга словно водой окатило: померещилось, что в ее глаза попали осколки неба. Потом ему долго казалось, что в лазури просверлили дыры, когда позаимствовали синь для Ани. Хирург оробел и севшим голосом поинтересовался самочувствием. Аня прикрыла глаза и тихо ответила, что все нормально. И с того момента Хирург пропал, влюбился, как подросток. Он злился на самого себя, но все тянул и тянул с выпиской, пока Аня не сказала, что уходит под расписку. И тогда Хирургу ничего не оставалось, как пригласить ее на свидание.

Он ухаживал по законам жанра: цветы, рестораны, вечерние гуляния… Рядом с Аней Хирург робел точно прыщавый пацан. Она была удивительная. Сильная духом, несмотря на внешнюю хрупкость, с ироничным умом и вечным удивлением ребенка. Широко распахнутые глаза казались далекими Вселенными — такие же бездонные. В пушистые волосы хотелось зарыться и долго вдыхать запах. Среди светлых локонов над правым виском росла темно-серая прядь. Хирург сначала думал, что Аня специально красит ее, чтобы выделиться, но оказалось, с рождения. «Бог отметил», — пошутила она. И вот после пяти лет совместной жизни любовь ушла, осталась привычка. И все разговоры о детях вызывают лишь раздражение.

Аня зашла в комнату.

— Дима, я серьезно, — продолжила она, — не надейся отмолчаться.

Хирург выключил телевизор и отбросил пульт.

— Давай поговорим, раз тебе неймется, — согласился он.

— Мне тридцать лет, Димка. Я уже не девочка. Я спокойно не могу пройти мимо детских колясок.

Хирург размышлял: мне тридцать пять, и никого я не хочу. Все эти ночные бдения, бесконечные болезни и ответственность — не готов он брать на себя. В больнице с излишком хватает геморроя.

— Нет, — отрезал он, — никаких детей.

Аня долго смотрела на него, точно он открылся с неизвестной стороны, а потом заключила:

— Ты трус, Димка, ты обычный трус.

И стала собирать вещи, а он не остановил.

Сначала думал, что она вернется. Поживет без него, поскучает и примчится. Однако ни через неделю, ни через две Аня не объявилась. Да и не в ее характере было бегать за ним. А вот самому Хирургу стало неожиданно неуютно, словно в одежде не своего размера: отвык быть один. И даже не в этом дело, а в Ане — сроднился он с ней, пророс корнями и теперь тосковал. Несколько раз во сне привычно пытался обнять и просыпался, не обнаружив. Не хватало ее разбросанных вещей, запаха кофе по утрам, книг фэнтези, которое она обожала. Ани не хватало! А ведь считал, что любовь завяла, как астры, которые давно не дарил ей. Хотя раньше всю осень таскал ей стрельчатые цветы. Все-таки привычка заслоняет главное, застилает глаза. И иногда надо отказаться от обыкновенного, чтобы понять, что по-настоящему дорого. Он все набирался смелости, чтобы приехать к ней — она жила у сестры, и объясниться. Но зав. отделением ушел в отпуск, дежурства увеличились, и сил хватало лишь на то, чтобы добраться до дома. А иногда Хирург оставался ночевать в больнице.

После одного особо трудного дежурства в глазах потемнело. «Не хватало еще самому коньки отбросить», — Хирург успел схватиться за край стола и не упасть.

— Вам плохо, Дмитрий Иванович? — подоспела Ирочка.

Ирочка была совсем молодой, на тринадцать лет младше Хирурга. Высокая, под стать ему, видная во всех смыслах девушка. Жгучая брюнетка с длинными до пояса волосами, она давно неровно дышала к Хирургу, но тот не собирался усложнять свою жизнь — аппетиты у Ирочки будь здоров. С такой из кожи выпрыгнешь, зарабатывая на шубы, бриллианты и поездки за границу. А у него с инстинктом самосохранения пока все в порядке. От Ирочки надо держаться подальше.

— Давайте я вам коньяку налью, чтобы отлегло, — предложила Ирочка.

Она шустро подскочила к шкафчику, достала небольшую бутылку с янтарной жидкостью и плеснула в чашку. Хирург залпом осушил ее. По телу разлилось тепло, сердце отпустило.

Ирочка томно села рядом и добавила:

— Не бережете вы себя, Дмитрий Иванович.