Следователь с Костиком обсуждали, что Анина сестра уперлась и не хочет договариваться. Что нужен свидетель, который бы дал показания, что мотоциклист мчался с превышением скорости, а не пятьдесят километров в час, как положено в городской черте. Или мотоциклисту денег дать, чтобы себя оговорил. С медицинским освидетельствованием все утрясли — проба наличия алкоголя в крови не показала. Хирург слышал их разговор, но точно это относилось не к нему. В конце медицинского заключения он зацепился за фразу: «обнаружена беременность сроком шесть недель». Перечитывал снова и снова, но смысл исчезал, будто скользкое мыло из рук. Какая беременность? Кто беременный? При чем здесь это? Но он уже начал понимать, как Костик хлопнул по плечу:
— Подписывайте.
Хирург подписал, а знание исчезло, точно утренняя роса под лучами солнца.
И лишь поздно вечером его осенило: Аня беременна! Была… Поэтому она и приходила в тот день к нему в больницу, хотела сообщить. И его прорвало. Впервые он заплакал-застонал, словно обезумев. Он пытался приглушить звук, до крови вцепившись зубами в руку, но не помогало. Молотил руками по дивану, стене, лицу, но физическая боль никак не могла заглушить душевную. Казалось, его вывернули наизнанку, сделали слабым и уязвимым. И он кровоточил каждой клеткой своего организма. Когда, казалось, скоро наступит конец, Хирург осознал: он не может. Не может договариваться ни с мотоциклистом, ни тем более с Аниной сестрой. Ни врать, что парень нарушал, а сам он был трезв. Не хочет быть большей сволочью, чем уже есть. И не в состоянии терпеть невыносимую боль, не желает знать и помнить.
Хирург распахнул бар и схватил бутылку: виски пятилетней выдержки. Но пил его как воду. Из горлышка, крупными жадными глотками, лишь кадык ходил вверх-вниз. Не подействовало. Хирург открыл красное вино, которое привез кто-то из коллег из солнечной Абхазии. После темное пиво — чешское. А затем зачем-то решил упаковать рюкзак. Раньше, в студенческие времена, он каждый год ходил в экспедиции. Однажды с однокурсниками устроили экстремальный поход — на выживание, с минимумом снаряжения и продуктов. Им сильно потом влетело от руководства института, но до конечного пункта дошла вся группа.
И вот сейчас Хирург кидал в рюкзак походный топорик, фляжку с водой, мультитул — нож с кучей дополнительных насадок, соль, спички и что-то еще. И Анину фотографию, чтобы была с ним. Он порывался съездить на кладбище, но вспомнил, что Ани там нет — ее похитило небо. Но все же куда-то отправился, потому что незнакомая женщина требовала от него какой-то билет. На женщине была форма, но Хирург никак не мог соотнести одежду со знакомой профессией. Не медсестра, и не врач, и не полицейская, что-то вертится в голове, но мимо.
Он протянул бумажку, которую держал в руке, точно охранную грамоту, и женщина прочла: «Темногорье. Плацкартный билет». Откуда взялся билет — Хирург не знал. Будто часть времени уплыла вместе с суетливым дождем в ливневый сток. Женщина пропустила его, а потом все смешалось и забылось под мерный перестук колес, прерываясь лишь на мгновения.
Кто-то трясет его за плечо: «Мужчина, вам выходить». После все расплывается, словно в глаза насыпали соли. Очень режет, и слезы текут непрерывным ручьем. А еще так плохо, что Хирурга тошнит от самого себя, и выворачивает наизнанку, потому что невозможно ему больше быть Хирургом.
(Хирург, автор арта Мария Бухтоярова)
Интерлюдия вторая. Ворона