Темные аллеи. Окаянные дни

В кипящей пене валуны,
Волна, блистая, заходила —
Ее уж тянет, тянет Сила
Всходящей за морем луны.

Во тьме кокосовых лесов

Горят стволы, дробятся тени —
Луна глядит – и, в блеске, в пене,
Спешит волна на тайный зов.

И будет час: луна в зенит

Войдет и станет надо мною,
Леса затопит белизною
И мертвый обнажит гранит,

И мир застынет – на весу,

И выйду я один – и буду
Глядеть на каменного Будду,
Сидящего в пустом лесу.

28. VI.16

Богиня

Навес кумирни, жертвенник в жасмине —
И девственниц склоненных белый ряд.
Тростинки благовонные чадят
Перед хрустальной статуей богини,
Потупившей свой узкий, козий взгляд.

Лес, утро, зной. То зелень изумруда,

То хризолиты светят в хрустале.
На кованном из золота столе
Сидит она спокойная, как Будда,
Пречистая в раю и на земле.

И взгляд ее, загадочный и зыбкий,

Мерцает все бесстрастней и мертвей
Из-под косых приподнятых бровей,
И тонкою недоброю улыбкой
Чуть озарен блестящий лик у ней.

28. VI.16

В цирке

С застывшими в блеске зрачками,
В лазурной пустой вышине,
Упруго, качаясь, толчками
Скользила она по струне.

И скрипка таинственно пела,

И тысячи взоров впились
Туда, где мерцала, шипела
Пустая лазурная высь,

Где некая сжатая сила

Струну колебала, свистя,
Где тихо над бездной скользила
Наяда, лунатик, дитя.

28. VI.16

Спутница

Шелковой юбкой шурша,
Четко стуча каблучками,
Ты выбегаешь дышать
Утром, морскими парами.

Мать еще спит, ты одна…

Палубу моют, смолою,
Темная, пахнет она,
Море – соленою мглою.

Мглистая свежесть кругом

Смешана с золотом жарким
Раннего солнца, с теплом,
С морем цветистым и ярким.

Только что вымытых рук

Крепко и нежно пожатье,
В радостном взгляде – испуг
За башмаки и за платье:

С шваброй разутый матрос

Лезет, не выспавшись, чертом…
Льется, горит купорос,
Сине-лиловый, за бортом…

Ах, но на сердце тоска!

Скоро Афины, и скоро
Только кивнешь ты слегка
С полуопущенным взором!

28. VI.16

Святилище