Сверкала Ступа[96] снежной белизноюМеж тонких и нагих кокосовых стволов,И Храмовое Дерево от зноюМолочный цвет роняло надо мноюНа черный камень жертвенных столов. Под черепицей низкая вихара[97]Таила Господа в святилище своем,И я вошел в час солнечного жараВ его приют, принес ему два дара —Цветы и рис – и посветил огнем: Покоился он в сумраке пахучем,Расписан золотом и лаками, плененПолдневным сном, блаженным и тягучим;К его плечам, округлым и могучим,Вдоль по груди всползал хамелеон: Горел как ярь, сощурив глаз кошачий,Дул горло желтое и плетью опустилЭмаль хвоста, а лапы раскорячил;Зубчатый гребень, огненно-горячий,Был ярче и острее адских пил. И адскими картинами блисталаВся задняя стена, – на страх душе земной,И сушью раскаленного металлаВихара полутемная дышала —И вышел я на вольный свет и зной. И снова сел в двуколку с сингалесом,И голый сингалес, коричневый Адам,Погнал бычка под веерным навесомВысоких пальм, сквозным и жарким лесом,К священным водоемам и прудам.29. VI.16
Феска
Мятую красную феску мастер водой окропил,Кинул на медный горячий болван и, покрывшиМедною феской, формою с ручками, давит,Крутит за ручки, а красная феска шипитНа раскаленном болване…Твердая, теплая выйдет из формы она,Гордо наденешь ее и в кофейнеСядешь мечтать и курить, не стыдясь за лохмотьяИ за курдюк на верблюжьих штанах, весь в заплатах.Холодно, сыро, в тумане морской горизонт,В бухте зеленой качаются голые мачты,Липкая грязь на базаре,Горы в свинцовом дыму… Но цветут, розовеют сады,Мглистые, синие, сладостно дремлют долины…Женщина, глянь, проходя, сквозь сияющий шелковый газНа золотые усы и на твердую красную феску!30. VI.16
«Рыжими иголками…»
Рыжими иголками Устлан косогор,Сладко пахнет елками Жаркий летний бор.Сядь на эту скользкую Золотую сушьС песенкою польскою Про лесную глушь.Темнота ветвистая Над тобой висит,Красное, лучистое, Солнце чуть сквозит.Дай твои ленивые Девичьи уста,Грусть твоя счастливая, Песенка проста.Сладко пахнет елками Потаенный бор,Скользкими иголками Устлан косогор.30. VI.16
Дочь
Все снится: дочь есть у меня,И вот я, с нежностью, с тоской,Дождался радостного дня,Когда ее к венцу убрали,И сам, неловкою рукой,Поправил газ ее вуали.Глядеть на чистое чело,На робкий блеск невинных глазНе по себе мне, тяжело,Но все ж бледнею я от счастья,Крестя ее в последний часНа это женское причастье.Что снится мне потом? ПотомОна уж с ним, – как страшен он! —Потом мой опустевший дом —И чувством молодости странной,Как будто после похорон,Кончается мой сон туманный.2. VII.1916