Темные алтари

Из глубины души вырвалось и взорвалось мучительно сдерживаемое напряжение, легкость и божественная свобода распростерлись над ней и долго ополаскивали ее помутившееся сознание. Наконец все замерло, успокоилось, и она медленно исчезла среди концентрических волн, которые баюкали ее. Она чувствовала рядом с собой Сезаро, слышала его сопение, и над робким мерцанием светлых созвездий в ее голове все так же тайно и безнадежно таяла в ночном небе необычность этого дня.

Она встала. Оделась.

— Ты куда? — сказал Сезаро, пытаясь ее удержать.

— Оставь!..

Она взяла туфли и, опираясь о стену, стала спускаться по лестнице. Она очутилась в заднем салоне, и привыкшие к темноте глаза тут же разглядели запачканные обои, вылинявший, протертый палас перед облупленным баром. Окинув взглядом мужчин — бородатых, неопрятных, — она всмотрелась в белые как мел лица девушек с густо подведенными глазами и медленно побрела к выходу. Издали заметив голову Рана — ей всегда нравилось его энергичное, волевое лицо, — она направилась к нему.

— Ран!

Он обернулся, в его серых глазах пробежала тень.

— Ран! — крикнула Гейл, хватаясь за него.

Мерцание светлых созвездий усилилось, ослепило ее, и она поднесла руку к глазам. Она не замечала удивленных лиц, но поняла, что наступила тишина. Посмотрела на туфли, которые держала в руке, на перекошенную юбку, не застегнутую до конца блузку…

— Где Джонатан, Ран? Ответь мне хотя бы сейчас, прошу тебя! — всхлипнула она.

Ран смотрел поверх ее головы на темный проход в задний салон, на лестницу, ведущую на верхний этаж. Потом он обернулся к Мерилин, и ее яркие губы что-то произнесли.

— Что ты натворила, Гейл? — крикнул Ран со злобой. — Почему ты идешь оттуда?

— Скажи мне, Ран, где Джонатан, прошу тебя, скажи! — простонала Гейл, сгорбившись и сползая к его ногам.

— Встань!

— Скажи, заклинаю тебя, скажи, что он мертв! — плакала она и обнимала его ноги. — Прошу тебя, Ран!

Собравшиеся вокруг люди молча смотрели на нее.

— Перестань! — сказал уже мягче Ран, поднимая ее.

— Ведь он мертв! Мертвый, среди болот, он там лежит, мой Джонатан, и он никогда-никогда уже не вернется ко мне?

Ран слегка смутился.

— Знаю, Ран! Знаю! — Гейл обвила руками его шею. — Ты видел, как он упал…

Толпа в полутемном проходе расступилась. Появился Сезаро, и Ран пронзительно, зло на него взглянул.

— Перестань! — сказал он с отвращением, может быть, вызванным видом Гейл. — Джон жив, слышишь, жив! — подчеркнул он неожиданно грубо.

— Ран! — всхлипывая, причитала Гейл. — Почему ты говоришь это мне, Ран?

Она снова опустилась к его ногам, а он стоял, склонившись над ней.

— Потому что он жив, жив, жив!.. — закричал Ран с каким-то ожесточением, и в ту же минуту в мертвой тишине, нарушаемой всхлипываниями Гейл, все услышали то затихающий, то усиливающийся вой сирены. Полицейские автомобили приближались.

Серебристый истребитель до сих пор стоит перед фасадом больницы, в которой оперируют искалеченных на войне. Их все меньше. И ничего странного, если больницу вновь перестроят. Разлетятся кто куда опытные хирурги, медицинские сестры. Разъедутся по домам рано постаревшие мужчины на костылях и в инвалидных колясках.

Сотрет ли время боль и отчаяние в человеческих душах, память о бессмысленной смерти, воспоминание о юной Гейл, которая все еще отбывает наказание в психиатрическом отделении тюрьмы?

Перевод О. Басовой.

ТЕМНЫЕ АЛТАРИ

«Дети цветов»{4}куда-то исчезли, но бедность, к которой им так хотелось приобщиться в свои семнадцать лет, осталась.

Алиса Рейд

1

Солнце село в бескрайнюю синеву на западе, и необъятный медно-золотистый закат повис над просторами равнинных штатов. Воздух стал прозрачным, цвета выделились с рельефной четкостью. С утра стояла жара — правда, не такая невыносимая, как месяц назад, когда приходилось сидеть нараспашку перед вентилятором и наливаться водою со льдом; теперь же начиналась та благословенная треть дня, более продолжительная, чем самый долгий день — не день, а закат, когда Корм Торнтон как будто стряхивал с себя оцепенение.